– А ей эти таблетки были зачем?

– Да неважно, ничего особенного… Важно, что я всегда была для нее самоотверженна и все это было только в одну сторону.

– Печально все это… А ты с этой подругой не виделась потом?

– Виделась. У нее семья, дети. Из увлечений – салоны красоты, магазины, рестораны, может, что-то еще, не знаю. Если что, я не осуждаю, если бы каждая женщина в России так жила, я была бы только рада.

– Понимаю. И, кроме походов по магазинам, она не делает ничего?

– Говорила, что часто ходит по магазинам, потому что хочет чего-то «для себя». Хотя что она делает не для себя, я так и не поняла толком: у нее две няни и домработница, время с детьми она тоже не особо любит проводить. В общем, не по пути нам в итоге оказалось, такая история.

– Грустно… У меня тоже была такая подруга, поссорились из-за мелочи. Потом я спустя время написала ей, а она общаться не захотела.

– Что сказать, жизнь!

– Но это они в проигрыше остались, точно тебе говорю.

Мы допили чай, я собрала вещи, до автобуса оставалось меньше трех часов. Мы вышли, сели в такси, приехали.

– Лик, кажется, мы приехали не на тот вокзал, – сказала я, когда такси остановилось.

– А что написано на билете? – спокойно спросила она. Хотелось бы мне быть настолько невозмутимой и так реагировать на мелкие неудачи.

Вокзал оказался тот. Я влезла в автобус, долго махала в окно все уменьшающейся Лике. Автобус, как и всегда, был нафарширован студентами, ощущения в теле – холодяще-скребущими. Спасали только пирожки, которые Лика дала мне в дорогу, открыв при этом тайну, что это не пирожки, а эчпочмаки.

От моей комфортной жизни в Москве не осталось и следа, вот что я думала. Хорошая работа, семья, собака, друзья рядом, вещи, подобранные не из практичности, а чтобы произвести эффект. Теперь от этого всего остались только вещи. Даже сейчас я не живу плохо, вот в чем дело. Может, мне стоило бы повторить путь некоторых известных европейских писателей прошлых веков, пожить какое-то время без денег и крыши над головой, авось и отпустило бы. Недавно, кстати, у меня в десне застряла ворсинка зубной щетки (по причине ее (щетки) старости), совсем как у персонажа «Тропика Рака», так что начало аскезы положено.

Звонит телефон, это мама.

– Привет, ну что, ты уже где?

– В автобусе из Праги, только села недавно.

– Ночевать будешь в отеле в Будапеште?

– Да, там одна ночь, а потом в Сербию.

– Ну хорошо… Только когда доберешься до отеля – позвони.

– Ага.

– А мы сегодня катались на «Синичке».

– Что такое «Синичка»?

– Ой, это вообще… Там так здорово! Это такой речной трамвайчик электрический, мы сели на «Киевской» и поплыли… Вера! Там такие красоты! Вообще…

Я закончила разговор и посмотрела на блеклые огоньки чужих фонарей вдоль дороги. Я хочу видеть, как растет мой город, как он проходит свои жизненные циклы, как меняется. Как его воду бороздит “Синичка”, как по весне стригут деревья, меняют асфальт и чистят гранитные тела памятников. Сомнений нет: я принадлежу тому миру, не этому. Осталось только понять, как с этим жить дальше.

Сербия, 2023 год

Через несколько недель после моего возвращения из Праги я, как всегда, умостилась на сербском диване и листала видео в соцсетях. Сидеть было неудобно, потому что диван заканчивался раньше, чем мои лопатки. Вся воротниковая зона из-за этого находилась в напряжении, казалась онемевшей и горела, плюс немного покалывало мышцы спины. Темное окно слепило отражением холодного света настольной лампы.

Я смотрела на рождественские ярмарки на экране смартфона и прикидывала, куда бы я хотела поехать в очередной мини-отпуск. Играла стандартная для этого события бубенцовая музыка типа Holy Jolly Christmas или It’s the Most Wonderful Time of the Year, видеоряд тоже был идентичен, вне зависимости от того, где происходило действие – в Лондоне, Вене, Будапеште:

а) огни, много огней – горят;

б) рождественская ярмарка: тонкие, как из картона, избенки, в которых румяные от холода продавцы стараются отбить аренду, в лучшем случае при помощи гуляша, в худшем – при помощи пластиковых китайских игрушек;

в) гуляш бурлит, каштаны подгорают, cinnamon roll в Вене, он же трдельник в Праге, крутится на вертеле;

г) толпы в темной одежде праздно шатаются.

Недавно в соцсетях мне попалось откровение моей знакомой, которая примерно год назад уехала в Южную Америку. «Самое лучшее в эмиграции – это когда ты возвращаешь себе привычную жизнь, только на другом континенте». Я с этим согласна. Я хоть и не на другом континенте, но тоже вполне ощущаю необходимость возвращения себе контроля над жизнью. Хотя не так давно я встретила и противоположный пример: моя бывшая однокурсница возвратила себе контроль над жизнью путем возвращения в Москву из Европы.

Собственно, я решила ехать в Вену. Почему в Вену? На одном из видео в ярмарочной палатке люди в теплой темной одежде жарили рваные австрийские блинчики (это мое собственное название для национального блюда, которое действительно представляет собой рваные или рубленые блинчики, называются они «кайзершмаррн»), продавали традиционные сувениры, сделанные в Китае, между палатками чернел асфальт, снега не было.

Я крутила бесконечную ленту и размышляла: в Вену или в Будапешт на зимние каникулы? Будапешт я люблю, но рваные блинчики… И тут – она. Как гром среди ясного неба. В первый миг я даже не поняла, что это за город. Вернее, не так. Я поняла, что за город, но не поняла, с какого ракурса снято видео: вечер, огни, огромная горка, по которой скатываются пухлые тюбинги, увенчанные детьми в смешных шапках, над горкой – праздничные флажки. Камера поворачивается направо – и вот я уже вижу здание Исторического музея из каменных красных кружев, падает снег. И где-то внизу такие крошечные и незначительные деревянные ярмарочные домики, кажется, украшенные еловыми ветками, – приятная безделица. Не основная причина ехать в этот город, великий и монументальный, а так – игрушка для тех, кто соскучился по европейскому уюту. Меня же от европейского уюта уже мутило, он стал для меня антагонистом технологического прогресса, кипучей бурной деятельности, работы на износ. Да, я из мира работы на износ, не из мира дольче виты. Я смотрела видео снова и снова, как вдруг на секунду оно замерло и на экране отобразилось: «Елена Рим». Та самая мамина приятельница,