Кажется многим, которые судят по наружности, что я поверхностно занимаюсь финансовыми делами, – но ведь это неправда, и вы сами, я уверен, в своем сердце найдете доверие ко мне и в этом отношении. Я только не придаю этим делам той важности и не так много об них говорю, да и по совести должен сказать, что я их и не считаю первой и существенной статьей в жизни. Таким образом, я мог бы сэкономить что-нибудь из проживаемых мною 30 т. фр.; но я думаю, теперь живется еще, семейная жизнь моя идет так покойно и так счастливо, как десять лет тому назад, когда я венчался, дети – когда здоровы – приносят с своей стороны что-то благодатное и покойное – я не хочу стеснять, стягивать эту жизнь, я не хочу из нее делать прилавка, конторы, – я иногда думаю: кто знает, что будет впереди, для чего я буду копить; но для чего, с другой стороны, я выйду из пределов дохода, для чего не увеличу его там, где это легко, где стоит нагнуться, чтоб поднять. Вот главные правила, от них я не отступаю и не имею повода раскаиваться. Увеличение средств позволяет в иных случаях протягивать руку с существенной помощью друзьям – а без этого и совесть нечиста»[366] (курсив мой. – В.Б.).

При этом Герцен, давая в долг, учитывал и взимаемые проценты. В сентябрьском письме Ключареву он пишет о моральных соображениях при накоплении капитала. «Во-первых, скажу вам мое нравственное правило насчет состояния. Я получил почти случайно довольно много, – никогда не имел я ни жажды стяжанья, ни любви к безумной роскоши. У меня есть дети, – полученное мною я им передам. – Увеличить состояние я не чувствую ни охоты, и, наконец, не вижу необходимости. Доход мой имеет три назначенья – доставить мне с семейством прожиток, доставить средства на самое развитое воспитание детей, доставить возможность не отказывать в иных случаях приятелям и знакомым. – Капитал, доставшийся мне, состоял без малого из 200 000, доходу по 4 пр<оцента> 8000, костромское имение доходу 2000 – вот нормальный доход. Прошлый год был особенно дорог: путь, переезд в Италию, даже непривычка к путешествиям сделали то, что от 1 января 1847 до 1 янв<аря> 1848 истрачено 12 000. Это превышает по крайней мере 3000 сер. мною намеченную смету. Но и тут я не вышел из доходу, ибо на 35 т. получались проценты от Дм<итрия> Павл<овича>, и на 15 т. от Огарева (если он и не платил их, то они только остались в его руках, а не исключились из моего капитала)»[367] (курсив мой. – В.Б.).

Летом 1849 года Герцен, спасаясь от холеры, распространившейся в Париже, и с целью вылечить глухонемого Колю переезжает в Швейцарию, где вновь обращается к услугам Ротшильда. Ротшильд дает без всяких условий и процентов, с «такой предупредительностью» 15 тыс. франков, что говорит о неформальном характере взаимоотношений Герцена и Ротшильда[368].

Именно к Ротшильдам обратился Герцен, когда на его имущество в России был наложен арест, в частности на имущество его матери Луизы Гааг. Герцен намеревался продать имение матери и вывести средства от продажи имения на Запад[369].

Вообще, к финансовой стороне дела Герцен относился очень серьезно. Отвечая на упреки Георга Гервега, друга семьи, о причинах возвращения в покинутый Париж, Герцен твердо заявил о значимости финансовых дел, об ожидании разрешения вопроса о продаже имения матери в России. «Почему я остался в Париже? – Почему я должен оставаться в Париже до конца дела? – Но когда же вы видели, чтобы я не подчинял своих желаний необходимости? По-моему, вы очень дурно делаете, что не поступаете так же. Нельзя жить всерьез, играя в детей. Разве вы не знаете, что стоило мне приехать в Париж, как все дело предстало совсем в другом свете; нужно было ждать ответа от петербургского <…> банкира, и вот ответ пришел, моя мать познакомит вас с ним»[370].

Сложности с капиталами Герцена в России заставили его искать неординарные ходы, на помощь в которых Герцен надеялся на Ротшильда. Так, он счел, возможно, не без подсказки Ротшильда, сделать душеприказчиком, распорядителем своего состояния Штутгартский банк. «Нельзя ли (в России так делают) назначить душеприказчиком штутгартский банк, предложив ему за это вознаграждение? Таким образом, деньги будут истребованы банком без обозначения владельца. У Ротшильда ждут ответа сегодня, и прежде чем отправить это письмо на почту, я зайду к нему»[371]. Для реализации этого дела Герцен назначает поверенным в делах «родного братца», неумелыми действиями «засветившего» намерения Герцена. «Ах, что за трусливое животное мой поверенный в делах! Ах, что за неразумное животное мой возлюбленный братец! Если бы я имел несчастие не иметь брата и имел осторожность не иметь поверенного в делах, все было бы спасено, потому что тогда не было бы предателя и правительство ждало бы и ждало – и можно было бы принять нужные меры. Подумай только, мой поверенный передал полиции по ее требованию все мои бумаги и документы… Деньги были задержаны… Какое несчастье иметь такое счастье, как братец»[372]. Пикантности ситуации добавляла вовлеченность в финансовые дела Николая I и Нессельроде с целью не допустить получения денег Герценом. Однако к лету усилия западных банкиров во главе с Ротшильдом увенчались успехом. Теперь надо было полученные деньги выгодно вложить. В июне 1850 года он пишет матери, Луизе Гааг, письмо: «У нас только что был Рейхель и сообщил приятную новость о деньгах. Как вы думаете с ними распорядиться? Пошлите через вашего банкира к Ротшильду на мое имя, au compte de Mr. Alex<andre de Herzen. Я велю купить американских бумаг. Это, во всяком случае, составит новую ренту в 3750 фр. А я вас и еще немного порадую – из 25 000, которые вы тот раз дали, 18 т. через месяц уже освободятся. Только с главным билетом все ни с места. Напишите, что вы намерены предпринять с деньгами, как вы их получили etc, etc.»[373].

К лету 1850 года Герцен обладал огромным богатством, движимым и недвижимым имуществом. Задумываясь о приобретении итальянского гражданства, боясь экстрадиции в Россию, Герцен предлагает итальянским чиновникам финансовые гарантии, о которых он сообщает М.-А. Пинто[374]. «Я покинул Россию в 1847 г., после чего русское правительство, узнав, что я перевел капиталы из России в Париж, наложило секвестр на мое имущество (родовое поместье в Костроме); власти перехватили часть моих денег, затем потребовали моего возвращения, но я отказался