из собачьих какашечек! Проводились там и акции, и перформансы, и вечеринки. Но, в конце концов, и из этого помещения пришлось свалить, и я начал искать нечто большее. В 1989 году появилась «Свободная академия», которую создали Борис Юхананов и Камиль Чалаев, куда вошли все лидеры нетрадиционных видов искусства, в том числе и я. Это образование стало толчком для того, чтобы найти помещение вроде брошенного детского сада или школы.
М. Б.: И ты нашел Петровский, я помню, еще вещи тебе перетаскивать помогал…
А. П.: Да. Гуляя в поисках места, я наткнулся на один симпатичный дворик на Петровском бульваре, 12. Там была прописана одна только Броня и ее муж – Абрамыч, и я понял: это чудо, это и есть тот самый знак, который я искал. Я стал заботиться о стариках, и когда начали приходить хитроватые мужички, я им открыто заявил, что мы опекуны. Бронина прописка неоднократно нас спасала от нападок ментов и чиновников. А поскольку мы числились ее опекунами, то и в дурку ее списать никому не удавалось. Мы обозначили себя коммуной, чтобы просто закрепить за собой место. Поддерживали там полную чистоту, никаких бутылок, бычков, грязи. Видимо, поэтому местные депутаты вскоре сдружились с нами, поскольку территория была немалая, но в короткие сроки была приведена в порядок.
Ну и понеслась. Начался полный дурдом с перемещением творческих единиц, я уже и не помню, в какой последовательности заселялся дом. В нашем крыле жили Лариса и Регина – дуэт «Ла-Ре». Маугли и Серега Рыжий поселились по соседству, там же рядом жили Саша Осадчий, Кирилл Рубцов и Кирилл Мурзин, Павлик, Митя Колейчук. На втором этаже заселилась группа «Север», Катя и Маша Рыжиковы с Лугиным получили комнату, но больше времени они проводили в театре у Намина. Переехали Деткина с Могилевским, Жегло, Леша Казаков с Дельфином, Леша Блинов с «Терминовоксом» своим и Коляном. Потом заселились Таня Морозова, Гела и Рост. Некоторое время мастерскую занимали Маша Круглова с Ваней Максимовым.
Начались фестивали, выставки, перформансы, праздники. При этом было два основных праздника, на которые сходилась вся альтернативная Москва и подъезжало множество делегатов из близкого и неблизкого зарубежья: день рождения Петровского и день рождения Брони, которое я называл жертвоприношением. И эгоистичные художники, типа Германа и Кати Рыжиковой, отрабатывали перед нашим талисманом пани Броней. Помимо перформансов, на Петровском была представлена живопись Паши Лилы, который делал стеклянные многослойные картины – он потом разбивал их вдребезги кувалдой; Таня Морозова писала картины, Аристарх Чернышов занимался синтезом искусств, делал инсталляции, сочетая несочетаемое. Музыкальный спектр был охвачен Лешей Тегиным, Славой Пономаревым, которые занимались урбанистическим этно, и, в первую очередь, Германом Виноградовым, который перформансил и играл на своем железе. Позже появилась мастерская у Оли Солдатовой, которая делала хорошие объекты и инсталляции. Ей дали комнату. Галя Смирнская приходила к Солдатовой, Дина Ким, они там организовали свою женскую тусовку. К тому времени мы существовали по схеме, придуманной нами в «Свободной академии». Каждый занимался на своем факультете.
Таня Диденко успела снять фильм «Арт-Москва», туда вошел материал по Петровскому. Приезжали поляки снимать фильм «Белая река». Все творческие группы представляли собой отдельные клубки коммуникаций, объединенные фестивальной деятельностью в течение нескольких лет. Меня в России все еще боятся, думаю, из-за этого. Это была почти что субкультура, целое движение нового русского молодежного авангарда, и почему-то стали считать, что весь абсурдизм, который в искусстве возник, связан с моим именем. «Петлюра нашел безумных стариков. Петлюра по мусоркам собирает вещи. Петлюра – некрофил». Люди несли бред. А я считаю, что тогда сложилась коммуна лучших художников того времени. Сорок пять человек, чьи имена и сейчас на слуху.
М. Б.: А рядом была Тишинка и тусовочное кафе «Шкура», поскольку там на стене висела шкура неопознанного зверя, сильно смахивающего на медведя или овцебыка.
А. П.: Да, и это было удобно, потому что можно было с самого ранья пробежаться по рынку и всем персонажам, которые, конечно же, были изумительными. Один мужичок делал инсталляции из вещей, одновременно похожие на Дюшана и Новых Диких. Он приносил разные вещи и белой эмалью красил все, что выставлял на продажу. А когда однажды закончилась зима, сгреб кучу снега и стал продавать. «Купите снег, последний снег, может, и останется еще месяцок, полежит. Где ты потом его возьмешь?» Гениальный втюхивальщик, живой. Некоторые элементы обстановки Тишки я взял потом за основу одного из первых своих спектаклей, который назывался «Белые ботинки». Когда всем приходящим в сквот ботинки красили белой смывающейся краской. Но больше всего я любил бабушек. Они прямо на моих глазах покрывались трещинками. Сидела одна такая, приносила что-то продавать, на хлебушек. И вот раз от раза она сужалась, сужалась. А потом и вовсе исчезла, но она была дико фактурная и этим красивая.
На Тишке обувь стояла отдельно, потом висели платья, костюмы, ткани, мелочь всякая – уцененные товары, мужская утварь. Красота! Бабушки на улице тусовались. Там встречались действительно редкие вещи, далеко не барахло. Причем ко мне подходили незнакомые женщины: «Нам так нравится, что вы делаете, мы за вами давно наблюдаем». С такой любовью… И отдавали просто так серебряные ручки, старинные трости и броши, часы Буре. Иногда просто пакетами, приговаривая, что очень хотят сделать подарок. Иногда зоновские персонажи синепузые зазывали в туалет. Но они меня тоже отличали и фуфла не предлагали. Были серьезные вещи, чуть ли не нумерные. На Тишке никогда не было сверхфраков, все достаточно простенькое. Много крепдешиновых платьев, которые вызывали у меня восторг. Можно было найти весь спектр одежды: от начала века до конца. И это был праздник, продлившийся до 1998 года.
М. Б.: По какому принципу складывались твои коллекции?
А. П.: Какой-то методики в сборе коллекций поначалу не было. Принцип, по которому я стал собирать вещи, пришел после знакомства с Гариком. Мне очень понравилось название придуманного им стиля – «мертвый разведчик». И я стал ковырять названия из двух-трех слов. У меня были шляпки с цветами, и к ним пришло название «Солнечные цветы». Потом начал составлять блоки вещей, постепенно добавляя к ним новые.
К 1988-му у меня уже скопились четыре-пять тем и разработки в их рамках: «Солнечные цветы», «Шпионские страсти», «Мертвый разведчик». «Бриллианты для рабочих» появились после кооперативов. На создание этой коллекции меня вдохновила встреча с человеком, у которого были рандолевые коронки, имитирующие золотые зубы. Впервые я этот образ показал на фестивале «Что ты думаешь по поводу Америки», который проходил в
