— Хватит глаза пялить! Хороша Маша, да не наша! Держи строй! — командует пожилой суровый старшина, идущий позади взвода.　

А в чистом небе над полями, лесочками и колонной отступающих войск, как выслеживающий добычу коршун, парит фашистский самолет-разведчик.　

— Вот, сатана, высматривает! Добра не жди! — бросает пожилой солдат, глядя из-под ладони на разведчика.　

Из строя выходит молодой подтянутый боец, тщательно прицеливается и стреляет по самолету из винтовки.　

— Без команды не стрелять, беречь патроны! — кричит Старшина.　

— Ты его не замай. Он тебя не трогает и ты не трогай! — бормочет испуганный неожиданным выстрелом солдатик.　

— «Не замай». Он сейчас улетит и пришлет целый табун таких «не замай!», — ворчит стрелок и, вскинув на плечо винтовку, пристраивается к колонне.　

В колонне царит всеобщее оживление, возбуждение и веселье, которое всегда охватывает людей, предчувствующих опасность.　

— Табун в небе — полбеды. Грохоту много, а побьют мало. Вот если он танки на нас науськает, тогда будет нам здесь в степи жарко, — бормочет солдат из ветеранов.　

— А ты их, дядя, поллитровочкой, поллитровочкой, — подзуживает кто-то из молодых.　

Кто-то, обладающий, по-видимому, недюжинной фантазией и представляющий себе, что будет, если действительно на нас навалятся здесь в степи танки, ворчит:　

— Хватит вам каркать! Еще накличете!..　

— Ваня, не дрейфь, я сам дрожу! — весело кричат сзади.　

— И где это наши соколы… Который день ни одного не видим. А ведь их было до черта! — как бы самому себе говорит солдат с неуклюже посаженной на голове пилоткой.　

— На парадах и танков было много, батя… — многозначительно замечает кто-то.

— Твои соколы, папаша, на той стороне Днепра давно носом в землю зарылись, — вступает в разговор коренастый чернобровый солдат с пулеметом Дегтярева на плече.　

— Ну, положим, не все. Есть, видно, фронты и поважнее нашего — Ленинградский, например… Там они нужнее.　

— Всякий мнит себя стратегом, видя бой со стороны! — декламирует веселый белобрысый парень.　

— Ты, стихоплет, не наступай на пятки!　

— А ты перебирай ногами быстрее, папаша.　

— Не спеши, сынок, поперед батька в пекло! — парирует подначку ветеран.

— А пекло еще будет, что правда, то правда! Разведчик-то улетел!　

— Эх! Техники у нас маловато, а то нам сам черт был бы не брат!　

Да, военной техники в нашей колонне, если учесть то, что с нами идет сам штаб, действительно маловато. Позади штаба двигаются только два броневика, зенитная установка на автомашине и большое орудие на гусеничном ходу.　

Говорят, что прислуга орудия сумела довести его сюда, отступая от самых границ. Больше никакой боевой техники в колонне я не вижу. Она потеряна, по-видимому, в ожесточенных боях на Правобережье.　

Мы идем в голове колонны впереди штаба. Я шагаю рядом с сержантом Райценом, пожилым евреем из Киева, бывалым артиллеристом. Вид у сержанта суровый, но на самом деле он добряк и очень прост в обхождении с нами — своими подчиненными. Он не становится «на ходули», как иные младшие командиры в обращении с солдатами. Сержант за нас стоит горой даже перед начальством. Райцен — любитель анекдотов. Помню, выслушав невинный анекдот о доме и стратостате, он смеялся до слез. Сейчас он, как и я, очень доволен, что попали мы в часть настоящих солдат — в боевом охранении штаба фронта бойцы в основном кадровые, загорелые и обветренные. На их лицах ни тени замешательства.　

— Вот с такими бы солдатами воевать нам, сержант! — бросаю я восхищенно Райцену.　

— Да, Кобытев, это тебе не наши «профессоры», не нюхавшие пороху! — сержант намекает на то, что в нашем полку, сформированном из киевлян, слишком много пожилых, степенных людей из интеллигенции.　

Оглядываясь на ходу, я вижу наших генералов, вижу их сосредоточенные суровые лица, и моя растерянность отступает.　

Неожиданно наталкиваемся на вражеский заслон. Фашисты открывают минометный огонь и прижимают нас к реке. Колонна под огнем противника рассредоточивается. Слышатся громкие команды. Наша десятка залегла в небольшой впадине. Командир части, к которой мы причислены, отдает команды своим людям, на нас не обращает никакого внимания: видно, узнал гусей по полету. В нашей необстрелянной десятке замешательство.　

— Надо бы искать свою часть! — бормочет кто-то неуверенно.　

— Да, да! Это верно — нас там потеряли и нам может влететь! — подхватывает мысль другой.　

— Что делать, младший сержант? — спрашивает сержант Райцен молодого, круглолицего парня, артиллериста из кадровых частей, прикомандированного в нашу батарею. У того лицо румяно от волнения. Он бормочет что-то о том, что надо искать свою часть.　

— Кобытев! А как ты думаешь? — обращается ко мне Райцен, смотря на меня испытующе.　

— Эх! Вашу!..! — бросаю я в сердцах, встаю, беру винтовку и иду на бугор, где уже защелкали отдельные выстрелы и затарабанили легкие пулеметы. Прекратив «прения», группа встает и идет за сержантом и мной. Мы не успели залечь в цепь, когда услышали голос Райцена:　

— Вперед! В штыки их, ребята! — сержант побежал вперед через лежащее перед нами болотце, заросшее осокой. Мы бросаемся за ним. Поднимается вся цепь, громогласное «ура!» заглушает треск автоматных, винтовочных выстрелов и шлепанье падающих мин.　

Да, это большое счастье — в первый свой бой пойти с командиром, в которого веришь, который личным своим примером, отвагой, храбростью воодушевляет тебя!　

За сержантом Райценом можно пойти в огонь и воду. И мы идем за ним сначала в воду. Перебираемся через болото, врываемся со штыками наперевес в кустарник и прочесываем его. Нам казалось, что именно там трещат пулеметы врага, но в кустах никого нет. Противник, чтобы сбить нас с толку, стрелял по кустам, треск разрывных пуль и приняли мы за стрельбу их пулеметов. За кустами начинается поле, уставленное копнами.　

— В копнах они, сволочи! Вперед! — кричит кто-то, и мы бросаемся туда.　

— Кобытев! Ты где? — слышу я время от времени голос сержанта.　

— Здесь!　

— Давай сюда!　

— Есть! — откликаюсь я, и сердце заливает восторг от сознания того, что я смогу пойти за своим командиром куда угодно. «Выдержал, выдержал первый экзамен, не боюсь пуль, не боюсь мин?» — мелькает в моем разгоряченном мозгу.　

— Вперед! — кричит сержант, обгоняя других.　

Мы выскакиваем на открытое поле. Фашисты, по-видимому, этого и ждали — на нас обрушивается град мин. Одна мина взрывается совсем близко от меня. Осколок ее резко звякает по моей каске и падает недалеко. Хватаю на ходу его и рассматриваю. Металл легкий, винтовая нарезка, рельефная буква.　

Но мешкать нельзя. Подбегаем к копнам, где только что трещали пулеметы. Ворошим, разбрасываем их штыками. Опять никого!　

Мы поднимаемся на пригорок и только тогда видим гитлеровцев. Они наступают темными цепями по широкому чистому полю. Идут в рост.