– Дядя, у нас тоже есть пленный, – сказала ему я, подойдя ближе.

Пленных дяди, молодых и изнуренных юношей, которые умоляли накормить их, так как они уже несколько дней ничего не ели, мы посадили вместе с моим пленником и дали поесть и попить. Видя, как они жадно и торопливо набивают рты едой, дети вокруг стали смеяться.

– Они говорят, что уже пять дней ничего не ели, – переводила женщина, знающая арабский.

Когда пленным налили чай, они стали бойко общаться друг с другом, тем самым разжигая во мне большое любопытство.

– О чем они говорят?

– Они боятся тебя! – рассмеялась женщина. – Говорят, что будут спать по очереди, а не то ты убьешь их.

Вечером, когда все легли спать, один из пленных, как они и договорились, продолжал сидеть прямо и сохранял бдительность. Я тоже не спала и следила за ними.

– Когда я говорила, что ты стала волчицей, я не врала, Фарангис, – сказала мне мама, увидев, что я не собираюсь спать.

Через некоторое время отовсюду стали раздаваться звуки выстрелов и взрывов, и дядя, подозвав меня к себе, сказал:

– Фарангис, подготовь пленных. Мы передадим их нашим солдатам.

Взяв в руки оружие, мы с дядей повели троих пленных вниз по склону.

– Фарангис, будь осторожна, – услышала я голос матери. – Не причиняй им вреда.

– Фаранг, дай им вернуться домой, – снова умоляла Лейла. – Освободи их.

Пройдя немного вниз по горе, дядя Хешмат обернулся ко мне и сказал:

– Я пойду за подмогой. Подожди меня здесь.

Через некоторое время дядя вернулся на внедорожнике в сопровождении незнакомого иранского военного.

В машине я позже заметила еще двух солдат из Корпуса стражей революции, которые помогли нам отвезти пленников в лагерь Сабетхах, где нас встретили другие солдаты: Сафар Хошраван, Алиакрам Парма, а также Немат Кухпейкар. Об этих троих молодых солдатах я уже не раз слышала.

В лагере царила суматоха и было очень много солдат, среди которых особое удивление вызывала я – девушка, находящаяся в присутствии трех иракских военнопленных.

– Двоих этих солдат взял в плен я, а этого – моя племянница, – объяснял всем дядя.

Передав пленных и отдав все, что нами было конфисковано, мы подписали кое-какие бумаги и приготовились уходить, как вдруг дядя обратился к одному из наших солдат.

– Разве нам не дадут какое-либо свидетельство о том, что мы привели пленных?

– Алиакрам Парма сказал, что свидетельство вам непременно выдадут, но на данный момент у нас нет ни бумаги, ни ручек.

– Хорошо, я понимаю. Ничего страшного. Самое главное, что мы передали вам пленных.

Упомянутый Алиакрам Парма спустя некоторое время погиб в бою и так и не успел отдать нам свидетельство о передаче трех пленных иракских солдат.

Глава 6

Вернувшись на гору, я встретила все еще недовольных маму с Лейлой, осуждающе и неодобрительно смотревших на меня.

«Ничего, – думала я, – когда-нибудь они поймут, что я поступила правильно».

Авезин был все еще в руках иракцев, и все обсуждали, что нам делать дальше.

– Мы не отступим! – бойко кричала я. – И останемся здесь, дожидаясь солдат нашей армии. Нужно лишь немного потерпеть, и мы сможем вернуться в наши дома. Вот увидите, это не займет много времени. Нам нужно подождать лишь еще два-три дня.

Однако эти два-три дня превратились в двенадцать!. Двенадцать долгих ночей провели мы в горах Авезин и Чагалванд, где у нас была только вода. Время от времени мы спускались вниз, чтобы принести муки и испечь хлеб. Кроме того, к нам иногда приходили солдаты иранской армии, они рассказывали о последних новостях и порой приносили с собой что-то съестное.

Однажды во время возни с тестом для хлеба я заметила нескольких приближающихся к нам солдат. Быстро встав, я поспешила вытереть руки и встретила их.

– Что вы здесь делаете? – спросил один из солдат, показавшийся мне главным. – Здесь зона военных действий, и находиться тут небезопасно. Вам нужно немедленно отправиться в Гилянгарб или же в селения, которые расположены поодаль от этого места, иначе вы погибнете. Мы сами еле выживаем здесь… Как же вы умудрились прожить тут столько дней?

Солдаты, которые были родом из северных районов Ирана и городов, расположенных неподалеку от Тегерана, долго не могли поверить, что простые жители местных поселений, несмотря на перенесенные трудности, до сих пор оставались и жили в этих горах.

– Неужели вы боитесь? – рассмеялась я в ответ.

– Хочешь сказать, что ты не боишься? – ухмыльнулся другой солдат.

– Нет, я не боюсь! – резко ответила я, прямо посмотрев ему в глаза. – Видишь то место? Там мой дом… Я всегда смотрю туда и думаю: «Это мой дом. И он не достанется врагам». Я готова просидеть здесь еще долго, пока имею возможность возвращаться к себе домой, и готова даже встретить здесь свою смерть.

– Нам лучше идти… – сказал один из солдат, ненадолго задумавшись.

Уходя, я слышала, что солдаты говорили обо мне, но так и не расслышала, что именно они сказали.

«Они просто не понимают, что у меня в душе…» – подумала я.

Солдаты еще не успели уйти далеко, когда я, взяв немного свежеиспеченного хлеба, побежала за ними.

– Уверяю вас, – сказала я им напоследок, раздав хлеб, – скоро иракцы проиграют, и мы все вернемся в свои дома.

Постепенно молодые ребята, которые ушли на войну, стали возвращаться к нам, и каждый из них делился историей своего спасения. Рахим рассказывал, что ему удалось выжить благодаря тому, что он хорошо ориентировался на нашей холмистой местности и знал все тропинки. Однажды ему даже удалось украсть у иракцев пули для ружья.

Все ребята, узнав о том, что мужчины, отправившиеся за ними, погибли, менялись в лице и долго плакали. Успокаивая Рахима, отец говорил ему:

– Сейчас не время для этих слез. Нам нужно отомстить за кровь наших близких… Жаль, что мои ноги так ослабли.

Рахим взял ружье и встал.

– Куда ты идешь? – взволнованно спросила мама.

– В селение, в степи… во все земли, которые принадлежат нам. Я не позволю им ходить по нашим домам и смеяться над нами.

– Прошу тебя, ради Бога, не ходи никуда. Побудь с нами еще немного. Я еще не нагляделась на тебя, – в слезах взмолилась мама.

– Мама, прости меня… Сейчас нашим домом являются эти горы, но скоро мы вернемся туда, где жили раньше, и все обязательно встанет на свои места.

Мама лишь молча смотрела на Рахима и плакала.

– Да хранит тебя Всевышний, брат, –