С таким трепетом перед местными я сталкиваюсь не впервые. Когда я только затевала переезд в Италию, я обсудила это с парой десятков знакомых. У многих из них, конечно, находились какие-то приятели, которые уже переехали куда-то. И судьба их по мнению говорящего, разумеется, была незавидна.

«Ну, у меня подружка переехала в Германию, все равно общается там только с русскими…» – сказала мне одна из доброжелательниц. Это значило: «Немцы ее не приняли», что подразумевало провалившуюся интеграцию и полную катастрофу. Я тогда выразила сожаление мимикой, кивнула и сказала: «Ну да, бывает…» – что значило: «Не всем же быть принятыми немцами, и дело тут не в национальности, а в том, интересный ты человек или неинтересный, как твоя знакомая. У меня таких проблем точно не будет. Я – принцесса, королева, звезда, со мной все хотят общаться, отбиваться не успеваю, да и потом, даже если не примут, разве это какая-то трагедия?»

Я не задумывалась тогда, с чем соглашалась, просто положила этот ее комментарий в стопку к:

«Какая там карьера? Все, кто переезжают, только с русскими да с СНГ работают…»

Или:

«Будешь общаться с русскими – никогда не выучишь язык».

Или еще:

«Ну они там живут в русском районе, зачем тогда уезжали, непонятно».

Я не спрашивала, чем плохо работать с русскими и через сколько минут разговора с ними обнуляются все знания какого бы то ни было языка. Наверное, у меня не было желания углубляться в тему.

Я давно забыла об этих словах, но, видимо, они отложились где-то в подсознательном, поэтому я так оправдываюсь за свой поход на встречу с приехавшими из России. Кстати, вот еще одно оправдание: я давно никуда не ходила в новой одежде, а встреча предполагалась женская. Кто, если не соотечественницы, оценит мои зеленые ботинки в голубых каплях краски?

Настрой, честно говоря, с самого утра был не очень. Декабрь, выходной, время встречи – одиннадцать утра. Кто назначает встречи в такое время? Я вышла из подъезда. Пятнадцать градусов тепла, но плохие пятнадцать градусов. Такие, которые ощущаются и как пять (потому что зима), и как двадцать, потому что спина под пальто немедленно становится липкой. Солнце светило холодно и отстраненно, где-то работала циркулярная пила, воздух промозглый – неприятно. Да еще и сосед Андрей, как всегда, отсвечивает с сигаретой во дворе.

– О! Привет! Куда идешь?

С Андреем Саша познакомился через своего коллегу в Москве. Коллега все еще работал в Москве, а Андрей уже жил в нашем городе, в доме напротив. Невысокий рыхлый человек с фигурно выбритой бородой, который любит подшучивать над женщинами. Ходили слухи, что однажды шутки ради он закидал свою жену окурками из пепельницы (к счастью, потушенными).

Андрей любил рассуждать о дешевой еде и дешевых винах, которые он не употребляет – верилось бы больше, если бы он чаще менял свои светло-серые треники с вытянутыми коленками и темно-серыми пятнышками жира на что-то более презентабельное, хотя бы на такие же треники, но без пятен.

В целом он был приветливый говорливый парень, к тому же жизнь наградила его тремя дочерьми. Не берусь утверждать, что так происходит с каждым без исключения сексистом и что каждый мужчина, у которого есть несколько дочерей, – сексист, но в случае Андрея эта закономерность работает.

– Привет! Да так, пройтись. А ты из магазина? – киваю на пакет в его руке.

– Да, взял вот пиво… В среду едем отдыхать, тут недалеко домик сняли, – Андрей не работает и часто путешествует, как внутри страны, так и по Европе. Путешествуя по Европе, на вопрос «Откуда вы?» он обычно отвечает, что он серб.

– Что ж, хорошего вам тогда отдыха!

– Хотите – присоединяйтесь! Мы едем с парой семейной, но там еще спальня есть.

– Саша работает, вряд ли сможем.

– А… Ну, надумаете – пишите.

Я прошла вдоль дома и повернула на «немецкую» улицу. Идти по прямой минут десять, мимо спящих в воскресенье магазинов. Шагает навстречу небольшая белая кудрявая собака с глазами-маслинами – популярная здесь порода. Тащит за собой хозяйку с серьезным выражением лица.

Обычно по степени серьезности лиц владельцев можно определить, стоит ли говорить их собакам комплименты. Здесь я почти перестала это делать и фраза «сладак пас» («милая собачка») – первое, что я выучила на местном языке, – больше не нужна. Потому что в лучшем случае вас проигнорируют, в худшем – дадут понять взглядом, что вы ведете себя не очень уместно.

Никакого вот этого нашего «спасибо» или «спасибо большое». Или «спасибо большое» сквозь добрый, смущенный и вместе с тем умиляющийся смех.

– People just don’t want to share their[7] пас, – прокомментировала эту местную особенность риэлтор Милица, которая подбирала нам квартиру. Меня эта особенность ранит жутко.

Прохожу мимо, опустив голову, провожаю мельтешащие ножки «паса» грустным взглядом. Когда я наконец дошла до нужного кафе, еще и дождь закапал.

Захожу, оказалась в каком-то погребе или гроте. Деревянные столы, кирпичные стены, полумрак. Соотечественницы, человек десять, сидели там с чашками капучино, очевидно, чтобы в случае чего быстро оставить деньги и сбежать, ничего не высчитывая.

Я зашла, они поздоровались вялыми голосами – отлично, значит, искренние. Ведущая вечера (вернее, утра) сказала, что сейчас мы будем представляться. Я умею представляться, я не умею вовремя останавливаться. Но, как оказалось, не только я.

Женщины рассказывали разные истории. Кто-то после карьеры в Москве не мог найти, чем жить. Кто-то отчитывался за каждые пять евро перед мужем, у которого была работа. Мелочь и глупость эти пять евро, типа как гречка или сырники, которые здесь все ищут, но меня сильно задела эта история. Мне хотелось рыдать и драться. Кричать: «Ты тигрица, королева, это он тебе все должен! Дай телефон, напишу ему! Пять, сука, евро! Сам-то посчитал, сколько потратил, пока год до этого сидел без работы на шее у тебя?»

Похвальная солидарность, да? Но мои отношения с женщинами не всегда были гладкими. Когда мне было восемнадцать, я читала Хокинга и всякое другое про Вселенную, да и вообще была незаурядного ума и искрометного жесткого чувства юмора человеком. А еще я была худой и сокрушающе красивой рок-звездой, вышагивающей во всем черном по летним загазованным московским улицам под Rage against the machine[8]. «Не то