– От работы, – не сдавалась я, – зависит судьба моих почти уже взрослых, но не готовых ещё к самостоятельной жизни детей: Аля только в училище, сыну после армии надо образование продолжить. Кроме меня, надеяться им не на кого! Не о престиже думаю – детей доучить бы, женить…

До начала учебного года оставались считанные дни, а я всё ещё не была устроена. В поисках правды и защиты отправилась «познавать демократию родной Коммунистической партии» – познавать другую демократию было негде и не у кого. С любопытством первооткрывателя наблюдала, как люди в надежде на сермяжную правду прорывались к ковровым дорожкам. Кто-то – всё ещё в надежде… кто-то – уже со скепсисом… кто-то, – мечтая попасть на «доброго человека»… кто-то, – что взятка поможет. Будто только из утробы матери, я ужаснулась, услыхав про «взятку»: «А как её давать?»

К парадным дверям, как и у Некрасова, допускали не всегда. Как добропорядочная, я уходила – до следующего раза. Большинство «просителей» уходить не торопилось и решительно заворачивало за угол. Я полюбопытствовала-понаблюдала. Оказалось – там чёрный ход. Многие прорывались – я не смогла.

Дождалась!.. Допустили!.. «До партии» через парадный пропустили!..

Словно в другом, нездешнем мире в торжественной тишине ступаю по ковровым дорожкам. В коридоре – никого, будто очереди просителей нет, будто никто сюда не рвётся. В поисках нужного кабинета шествую по шикарному коридору, преисполняясь значимостью собственной персоны. «Так вот отчего высшие чиновники такие важно-вежливые, улыбчивые и красивые! – догадываюсь я. – Обстановка располагает!»

– Здравствуйте! – уверенно здороваюсь я.

– Здравствуйте, – вторит, снисходительно улыбаясь, глянцевый коммунист.

Важничаю – тоже кажусь себе «глянцевой».

– Пришла с жалобой на райОНО, после сокращения предлагают менее оплачиваемую работу.

Не знаю, что сыграло: мой совсем не просительный тон, очевидная несправедливость дамочек райОНО, стремление к «правде» или «добрый» характер чиновника, но главная дамочка, встретив меня на улице, притронулась к плечу, попросила забыть неприятности, «если их причинила», и пообещала «высокооплачиваемую работу».

Три надомника, которых я получала, давали при небольшом коэффициенте работы высокую зарплату. Вот, оказывается, где собака зарыта! Можно работать в два раза меньше, а получать чуть ли не в два раза больше! Бедные, добросовестно вкалывающие учителя! Слишком поздно я «премудрость» эту поняла!..

С двумя надомниками родители никак не могли сладить – вечно исчезали. Через месяц вновь пришлось мне идти на встречу с милыми дамочками. Недалеко от нашего дома находилась психбольница. В ней тоже обучали. Была она филиалом большой новой школы п8, и зарплата работающей здесь элиты (зав РОНО, бывших директоров и завучей) была ничуть не меньше. Попросилась – встретила дикое сопротивление не только со стороны дамочек: моё появление ущемляло зарплату работавшей в больнице элиты. Преодолела. Дали ставку и оставили надомника, который не убегал, – зарплата получалась больше прежней.

Детям с больной психикой были отданы все последние семнадцать лет моей педагогической деятельности. Были свои трудности и здесь, но от бесконечных сочинений, планов, рефератов, тезисов, которые проверялись ночами напролёт, отнимая зрение и уйму личного времени, я, наконец-то, избавилась. По сравнению с работой в колонии это был рай.

Но дался он мне с большими нервными затратами – посмела сравняться с элитой!

Общественная работа

О проблемах Новосиликатного посёлка писали много: неухоженность, грязь, пьянство, бандитизм. Пока я работала в Куете, о посёлке, месте учёбы детей и месте нашего сна, думалось отстранённо: меня не покидала уверенность, что из среды малограмотно-серой и жестокой непременно когда-нибудь выберусь.

А пока – увы!.. Посёлок был местом нашего постоянного пребывания и жить среди неухоженности предстояло ежечасно. Недалече находилось высокое начальство: районный комитет партии и Поссовет. Болеть за чистоту и благоустройство было, казалось, кому, но… «власть» проносилась на фешенебельных «Волгах». Чтобы лиц не было видно, опускали занавесочки; чтобы пыль не проникала в салон, закрывали стёкла. Да и то… Не след «власти» пыль глотать – на то чернь есть…

Хотелось «власти» глаза раскрыть…

Выкроила однажды я время и в частном порядке отправилась к председателю поссовета: нехорошо-де на такой должности быть безразличным к неухоженности посёлка. Усовестить хотела – он меня усовестил: «Ни райком партии, ни районная администрация (райисполком) не помогают. Рад бы «на благо» работать – денег не дают».

Я дальше – в райком партии, да опять не вышло усовестить. Скорее, наоборот – меня усовестили: партия, мол, организация безденежная, и рада бы помочь, да не может: все деньги в руках райисполкома, районной то есть администрации.

И я, как в сказке о «Репке», только в обратном порядке, от слабого к сильному, отправилась в районную администрацию – усовестить и заодно для Поссовета деньги попросить: «Нельзя, мол, больше такую грязь терпеть! Председатель-де – человек хороший, и рад бы сделать что, только вы, бессовестные, не помогаете. Пожалейте стариков и детей – от грязи и пыли захлёбываются!» – «Рады бы, отвечают, помочь, да денег нет. Все деньги у городской администрации (мэрии)».

Была я уже «бблыпенькая» – с третьего разу, наконец, догадалась, что ходить бесполезно: те подальше отошлют – в бесконечность… Написала общественный «плач», собрала подписи и отослала повыше – в мэрию.

И началось его турне: из мэрии в районную администрацию, оттуда – в райком партии, а последние спустили совсем низко – поссовету. Поссовет вызвал меня на «разъяснительную» работу. «Умненькая», я уже знала, что одной идти негоже – прихватила единомышленников.

Председатель Поссовета, «человек хороший», принялся нас «воспитывать»: «Вы зачем на меня жаловаться ходите? Я клуб отремонтировал, самые большие ямы на центральной дороге асфальтом залил, у магазина трубы заменил – всего и не упомнишь! Неблагодарные! Вы же видеть ничего не хотите!»

Каждый, доказывая правоту, не слушал… С того времени я совсем «умненькой» стала: сформировала инициативную группу. Начали мы в группе коллегиально «мозговать» и домозговались до личного визита к мэру – председателю горисполкома.

Воинственный настрой группы усилил вид роскошного кабинета: «Не поможете – центральную дорогу перекроем!» Он сочувствие нам выразил и велел письменно изложить план обустройства. Ходоки отказались: «Не согласны годами переписываться. Митинга хотим. Его резолюция станет планом обустройства посёлка».

Поник он головою, но – согласился.

Местом митинга выбрали берёзовую рощу. Телевизионщики, милиция, громкоговоритель, скамейки, чиновники всех мастей – поселковые, районные, городские, краевые. Народ, «серая масса», была тронута: уважение-то какое выказали!

В задних рядах слащаво посмеивались чиновники. Галстуки, чёрные костюмы, белые рубашки смотрелись в «серой массе» контрастно.

– Товарищи! – начала