Этот разговор неимоверно поддержал Мэри морально. Она вспомнила, как Уоллис, еще будучи замужем за Уином, говорила: «Не позволяй им переходить Рубикон». Неужели потом она так и не полюбила интимную сторону отношений? Сама Мэри это всегда обожала.

* * *

С приходом зимы 1940/1941 годов бомбардировки в Лондоне стали почти еженощными, но, несмотря на это, люди становились все отчаяннее.

— Ничего! — говорили друг другу пациенты в банях на Ланкастер-роуд. — Гитлеру никогда не победить, потому что мы никогда не сдадимся.

Мэри иногда поддразнивали за то, что Америка не вступила в войну.

— Они только вас одну и прислали, милашка? Ну что ж, на «спитфайре» вы вряд ли сможете летать, зато вы красавица.

Вечерами по пятницам Эрнест и Мэри стали устраивать коктейльные вечеринки для тех немногих друзей, кто не уехал из города. Это были веселые мероприятия с морем алкоголя, частенько заканчивавшиеся тем, что гости пускались танцевать под джазовые пластинки, которые Мэри привезла из Штатов. Если звучала сирена воздушной тревоги, все хватали по бутылке, и вечеринка продолжалась в убежище. Было здорово встречаться со старыми друзьями и на несколько часов забывать о войне. А если случалось, что кто-нибудь перебирал, то на следующее утро всегда можно было отоспаться.

— Ты ничего не знаешь о Уоллис? — спросила Джорджия Ситуэлл в один из вечеров. — Как она там, счастлива на Багамах?

— Не знаю, как можно быть счастливой, выйдя замуж за такого нервного человека со столь трудным характером, — ответила Мэри.

Джорджия пожала плечами:

— Она пустилась во все тяжкие, чтобы добиться его. Видать, рассмотрела что-то за короной.

— По правде говоря, она никогда не собиралась за него замуж. Просто события вышли из-под контроля, и она не смогла пойти на попятную.

Мэри удалось сдержать себя, чтобы не добавить: «И поделом ей».

Единственным, о ком ни с кем не могла говорить Мэри, был ее маленький сын. Письма из Америки приходили раз в две недели, и каждый раз она была сама не своя от горя. Однажды в письме была фотография, на которой Уислбинки шел ножками, а няня держала его за обе руки. Это напоминание о том, сколько ступеней его развития она пропустила, заставило ее нечеловечески страдать. Но хотя бы он выглядит на фотографии упитанным и довольным. Только этим несчастная мать и утешалась.

Глава 67

Брайтон. 18 декабря 1997 года

Рэйчел и Алекс приехали в Брайтон уже после шести вечера, когда регистрационный офис был закрыт, а их собравшиеся на свадьбу гости пили шампанское в «Бон Оберж». По залу разнеслись приветственные возгласы, когда они вошли, волоча за собой чемоданы и большой неуклюжий сверток. Такое их появление задало тон всему вечеру, в течение которого все много и от души смеялись. В зале собрались все дорогие Рэйчел люди, и она металась от одного гостя к другому, болтала, обнималась и пила шампанское большими глотками.

— Мы собираемся перенести регистрацию на следующую весну, — сказала она гостям. — Я разошлю всем новые приглашения, как только буду знать дату.

Свадебный торт в стиле 1930-х был великолепен, так же как и букет невесты из ландышей, который Николь забрала у флористки. Сама Николь была очень красива в своем шелковом платье в стиле 50-х, и Рэйчел заметила, что Ричард проводит много времени за ее столиком.

— У Николь никого нет, — шепнула она ему украдкой, и он просиял, подняв вверх большие пальцы обеих рук.

На вечеринке под новым названием «Несвадебная афтерпати», которая состоялась два дня спустя, Рэйчел заметила, что Николь и Ричард сидят в спальне среди курток и пальто и серьезно о чем-то беседуют. Рэйчел пошла спасать от подгорания пирог, подливать напитки в бокалы и общаться, а когда через некоторое время снова заглянула в комнату, обнаружила, что они на том же месте и все еще разговаривают.

— Как могло случиться, что ты не познакомила нас раньше? Он великолепен! — шепнула Николь Рэйчел, когда пришла наполнить бокалы.

Рэйчел пришла в восторг:

— Я рада, что вы нашли общий язык. Он не подходит под твой обычный тип мужчин.

— Да? Почему? — Радость Николь потухла.

— Потому что он хороший парень.

Николь просияла и даже станцевала маленький танец, подвигав локтями и покачав бедрами.

* * *

Вечером в понедельник, 22 декабря, Рэйчел и Алекс отправились в Западный Суссекс к Сьюзи Харгривз. Рэйчел позвонила ей через день после возвращения из Парижа и сказала, что у нее есть рождественский подарок.

Судя по голосу, Сьюзи была удивлена и немного смущена.

— У тебя есть? Прости, а я не подумала… Я не купила в этом году никаких подарков…

— Не беспокойся. Я ничего за него не заплатила. И он больше для твоей бабушки, чем для тебя.

— Я раздобыла его в Париже. Можно мы с Алексом завезем его тебе?

Повисла пауза, во время которой Сьюзи переваривала услышанное.

— Для моей бабушки? Это же не… Это ведь не может быть картина, правда?

— Она самая!

Снова пауза, настолько долгая, что Рэйчел даже сказала в трубку: «Алло! Ты еще здесь?» — а потом поняла, что Сьюзи плачет.

— Прости, — тихонько засмеялась Рэйчел, — я должна сделать так, чтобы ты перестала плакать.

Закрыв магазин, она поехала домой забрать Алекса, и они отправились к Сьюзи, обсуждая по дороге Николь с Ричардом и другие необычные пары, которые образовались на вечеринке в субботу. Тогда они провеселились до утра, и когда Рэйчел проснулась, то обнаружила, что гости спят на диванах и креслах, кто где упал, как на рисунке Тулуз-Лотрека, изображавшем сцену в борделе.

В 19:30 они подъехали к дому Сьюзи, и она вышла встречать их в высоких коричневых сапогах и зеленой куртке «Барбур».

— Поезжайте за мной, — помахала она ключами от своей машины. — Поедем поздравлять бабушку вместе.

Сьюзи забралась в свой «лендровер» и выехала с подъездной дорожки, повернув направо. Рэйчел ехала по проселочной дороге около двух миль, а потом Сьюзи свернула налево к зданию с вывеской «Дом престарелых Лорел Гроув».

Они вышли из машин и пошли внутрь. Алекс нес картину. Сьюзи зарегистрировала друзей у администратора, и они быстро пошли по застеленному малиновым ковром коридору мимо пронумерованных дверей. Возле одной двери Сьюзи остановилась, постучала и прокричала:

— Бабушка? Это я.

В кресле у окна Рэйчел увидела хрупкую тщедушную старушку. Плечи