– Ты же будешь хорошо себя вести? – спросила она, будто обращаясь к пятилетнему ребенку.
– Я всегда хорошо себя веду, – возразила я. – Это он ведет себя паршиво и бросает на меня эти презрительные взгляды.
– Возможно, дело в твоих нарядах…
– Даже не начинай, – предупредила я ее.
Она подняла руку в знак примирения, и на этом наш диалог завершился.
2
Я потратила кучу времени, решая, что надеть, и очень злилась из-за этого. Я привыкла к осуждающим взглядам новичков во дворце, с удивлением изучавших мои наряды. Не то чтобы меня волновало, что думает обо мне Лютер Мур. Абсолютно не волновало. Скорее, я хотела вести себя естественно, но совершенно забыла, как это делается. Мне не терпелось одеться как южанка, чтобы позлить его, но правда была в том, что мой гардероб представлял собой смешение стилей Севера и Юга. Иногда я надевала элегантные яркие платья, а порой предпочитала шерсть и хлопок приглушенных оттенков. Я привыкла выбирать одежду в соответствии с настроением, с которым просыпалась каждое утро, не более того.
В конце концов я решила надеть что-то практичное. Поскольку я понятия не имела, что мы будем делать, а встречу он назначил в фехтовальном зале, я выбрала светлые брюки и песочную блузку. Глаза подвела колем[1], а волосы распустила. Взглянув на себя в зеркало, я почувствовала, что теперь смогу противостоять Лютеру Муру и его предрассудкам.
Когда я вышла из комнаты, Сара удивленно выдохнула. Она сделала вид, будто не ждала меня, закрыла книгу, которую держала в руках, и оглядела меня с головы до пят.
– Мне нравится. Очень в твоем стиле.
– Спасибо.
Я знала, что это не комплимент, но решила воспринимать ее слова именно так.
– Пожелай мне удачи, – сказала я, выходя из комнаты.
– Веди себя хорошо!
Чтобы попасть в фехтовальный зал, мне пришлось пересечь весь дворец. Подойдя к месту, я взглянула на часы – ровно девять. Я знала, что Лютер, как и любой северянин, пунктуален, поэтому вышла вовремя. Тем не менее меня опередили.
– Добрый день, – поприветствовала я его, входя в зал.
Это была длинная комната с зеркальными стенами и шкафами по бокам, где хранились маски и другое снаряжение. Лютер, стоявший в центре зала, повернулся ко мне и сверился со своими карманными часами. Он уже снял куртку и оставил ее на вешалке.
– Добро пожаловать, – сказал он, махнув рукой, и дверь за моей спиной захлопнулась.
Я нахмурилась, отметив про себя, как расточительно он использует магические силы, но он, похоже, этого не заметил.
– Начнем. Подойди ближе.
Я не спеша сняла пиджак и повесила его рядом с курткой. Затем пересекла огромную комнату и встала напротив Лютера. Все это время он наблюдал за мной, заложив руки за спину.
– У тебя когда-нибудь был учитель с Севера? – спросил Лютер.
– Нет, только столичные инструкторы: в Роуэне не было учителей с Севера с тех пор, как… с тех пор, как я здесь, – поправила я себя в конце.
Со времен Войны Двух Ночей в столице не потерпели бы ни одного учителя-северянина, но я предпочла не упоминать это.
Лютер драматично вздохнул.
– Значит, ты совсем ничего не умеешь, – вынес он вердикт.
– Ну, я прочитала о северных приемах все, что есть в библиотеке, и инструкторы кое-чему меня научили.
– Нет, я говорю не о приемах… Как они их теперь называют? Техниками? Я имею в виду только то, что действительно имеет значение: магию и ничего больше.
Я скрестила руки на груди, подняв брови:
– Ты хочешь сказать, что я ничего не знаю о магии?
– Откуда она взялась?
– Из природы.
– Откуда ты знаешь? Это не было доказано.
Я несколько раз моргнула, сбитая с толку. Север и Юг по-разному смотрели на магию, но никто не отрицал ее естественное происхождение.
– Как ты используешь свою магию? – продолжил Лютер.
Я щелкнула пальцами, и в воздухе закружились сиреневые искры.
– Нет, я не хочу, чтобы ты мне показывала. Расскажи мне.
– Я использую ее, воздействуя на окружающие меня предметы. Не касаясь их, заставляю перемещаться, залечиваю раны, ускоряя их заживление.
– Но каким образом ты это делаешь? – перебил он.
Я набрала побольше воздуха в легкие, устав от его настойчивости.
– О чем ты говоришь?
– В других странах магию применяют иначе, чем у нас. Например, в Дайанде продолжают использовать предметы, чтобы направить магический поток, в то время как в Оветте мы полагаемся на жесты и нашу волю. Мы решаем, что хотим делать с магией в нашем сознании и направляем ее с помощью тела, верно?
– Да, потому что между нами и природой нет посредников.
Лютер насмешливо улыбнулся:
– Это исключительно южное суеверие. Такое же, как толки о происхождении магии или отказ от использования так называемой темной магии.
– Это не суеверия, а убеждения, это разные вещи, – возразила я с обидой. – И я что-то не заметила, чтобы ты сам пользовался предметами для вызова магии.
– Да, действительно. В любом случае все мы используем магию интуитивно, верно?
Я заправила прядь волос за ухо и кивнула.
– Точно так же те, кто получил образование на Cевере, имеют базовые знания о наших приемах; однако это скорее практические навыки, они не смогут объяснить, что именно происходит.
– Как же им тогда удается овладевать заклинаниями?
– Это нечто врожденное. Как… речь. Мы осваиваем родной язык, когда учимся говорить, но нужно быть лингвистом или преподавателем, чтобы научить говорить на нем кого-то другого, объяснить, как использовать те или иные выражения или интонации.
Я снова молча кивнула, наконец поняв, к чему он клонит.
– Вот почему я думаю, что, может быть, мне удастся научить тебя пользоваться этими приемами. Возможно, не в чистом виде, но этого будет достаточно, чтобы ты приблизительно поняла, как они работают. Поначалу тебе будет сложно, потому что у тебя уже есть определенная база. Нам придется ее немного скорректировать, но, думаю, ты переняла определенные навыки у своей матери. У членов семьи Тибо всегда был большой талант к использованию магии.
– И к злоупотреблению ею, – не выдержала я.
Лютер на мгновение задумался, прежде чем ответить, и заглянул в мои глаза:
– Что есть злоупотребление? Кто решает, когда магии слишком много?
– Это и так всем ясно.
– Правда? Дети, которые недостаточно используют магию, учатся контролировать свои магические силы гораздо хуже, чем остальные. Что, если бы они вообще перестали прибегать к магии? Говорят, есть места, где магии больше нет, где люди потеряли связь с ней. С нами может случиться то же самое.
Я фыркнула, стараясь не рассмеяться. Оветта была страной, сильно изолированной от окружающего мира, и иногда люди любили фантазировать о том, что происходит за границей.
– Да брось, это как если бы ты беспокоился о том, что перестанешь дышать, – ответила я. – У всего есть свой ритм: если будешь дышать слишком быстро или слишком глубоко, то голова закружится.
– Но если задержишь дыхание на слишком долгий промежуток времени – тоже. Скорее, это зависит от физиологических особенностей каждого отдельного человека, разве нет?
– Ну, в случае с магией это зависит от того, на каком берегу реки ты родился.
Через мгновение Лютер улыбнулся с некоторой долей снисходительности:
– Я забыл, каково это – разговаривать с южанами на такие темы.
Я хотела ответить, что легко было забыть об этом, если живешь в маленькой северной деревне, вдали от столицы, но вовремя сдержалась и сменила тему:
– Где ты научился северным приемам? В школе?
Лютер небрежно расправил манжету рубашки, избегая моего взгляда.
– Нет, меня научил отец.
На Севере семьи чаще всего нанимали частных преподавателей, которые обучали их отпрысков магии, но лишь упертые традиционалисты совсем запрещали детям ходить в школу и учили их на дому. Я решила не вдаваться в подробности, понимая, что это нечто сугубо личное. Лютер отошел в сторону и стал расхаживать взад-вперед.
– Первое, что тебе нужно знать, – для чего именно предназначена эта техника. Мы стремимся разблокировать доступ к твоей магии, чтобы ты могла напрямую черпать ее из источника, а это, в свою очередь, позволит