Расселл выбрал номер, поднес телефон к уху – и я только тут заметила, что на руках у него ничего, кроме часов. Никакого фестивального браслета. Браслета, который был на руке у всех посетителей.

Картина начинала складываться, хотя мне совершенно не хотелось ее видеть.

– Расселл, – медленно выговорила я. – Кто твой папа?

Он устремил на меня взгляд, в котором смешались печаль и отчаяние. Набрал полную грудь воздуха и произнес совершенно убитым голосом:

– Уайли Сэндерс.

II

Поменьше обсуждений

Пятница

11:05

Я заехала на заправку «Шеврон», выключила зажигание. Вся уже в поту, такая досада. Взглянула на градусник на приборной доске и застонала. Уже двадцать шесть, а мне еще дальше в пустыню, значит, будет только хуже.

Посмотрела на заднее сиденье, где лежала дорожная сумка. Очень хотелось ее расстегнуть и еще раз все перебрать, но я удержалась. Хватит и того, что меня всю неделю бомбили сообщениями: «Не забудь захватить свитер! По ночам холодно! Р.». Пора двигаться.

Я вылезла из машины на яркое солнце, прищурилась, сдвинула темные очки со лба. Нет, я к такому не привыкла. Вошла в минимаркет, где, на счастье, вовсю работал кондиционер. Из громкоговорителей лилась песня Мэрайи Кэри. Я цапнула из холодильника газированной воды, прихватила пакетик чипсов с чеддером – своих любимых, – а еще зерновой батончик и «Аббу-забу».

Как раз когда я ее взяла, телефон запищал, пришло новое сообщение, я посмотрела на экран. «Получила мой мейл? Нужно обсудить, что берем с собой!» «Ой, Роми, отстань», – пробормотала я, покачав головой, и засунула телефон в задний карман джинсов. Если не пошевелюсь, совсем опоздаю.

Отнесла покупки на кассу, где кассирша негромко подпевала Мэрайе.

– Жара, – заметила она приветливо, пробивая мне чек.

Я кивнула. Я заранее ужасалась, что сейчас придется выйти из этой Арктики и залезть обратно в мой древний «приус», где кондей буквально дышит на ладан.

– Ох, знаю, – простонала я, отказываясь от пакета и вручая ей десятку. – А там, куда я еду, еще хуже.

Она приподняла бровь, вручила мне чек и сдачу.

– И куда именно?

Я засунула сдачу в карман, чек смяла, собрала покупки.

– В Неваду.

Глава 8

Воскресенье

21:30

Два года назад я уснула в бассейне Рейвен-Рока в тени, на одном из лежаков. И, похоже, превратилась в привлекательную мишень. Диди притащила со стойки здоровенный стакан воды со льдом, и они с Кэти решили меня разбудить, капая эту водичку на меня по капле.

Этим они и занимались, пока в Диди не впилился какой-то пробегавший мимо карапуз. Она качнулась вперед, и вся оставшаяся вода выплеснулась на меня разом. Я тут же проснулась, отфыркиваясь и ничего не соображая.

Вот и сейчас у меня было такое же чувство – испуг и растерянность, меня одним махом вышвырнули из сна в реальность. Вот только я была не на лежаке в городском бассейне.

А в вертолете Уайли Сэндерса, и мы летели в Вегас.

Я вгляделась в свое отражение в иллюминаторе, встретила в темноте собственный взгляд.

Что я натворила? Кем попыталась прикинуться? В последние несколько часов я перестала себя узнавать. Нет, я не была героиней романа или фильма, а только притворялась. Решила, что это лучшая ночь моей жизни, что именно этого мига – и человека – я ждала всегда.

Но все это оказалось неправдой, потому что в реальной жизни такого просто не бывает.

Потому что Расселл мне врал почти с самого первого момента.

Я посмотрела в другой конец салона – Расселл сидел напротив. Тут же отвела глаза, а горло сжалось. Это даже не унижение. Я вообще никогда такого не чувствовала – и надеюсь не почувствовать до конца своих дней.

Меня кидало от стыда к злости и к смущению, потом обратно в стыд, по кругу, что меня даже забавляло. А я собиралась переспать с этим типом – незнакомцем, который нагородил мне гору лжи.

Уайли Сэндерс.

Уайли Сэндерс – его отец.

Это многое объясняло – неувязки, тревожные звоночки, которые я предпочитала не замечать. Объясняло, почему у него нет с собой ни рюкзака, ни палатки. Объясняло отсутствие браслета, и футболку от «Тома Форда», и походы по барам в Париже. Объясняло даже викторину «Рискуй!».

Теперь понятно, почему название игры показалось мне знакомым – она упомянута в «Почти субботней ночи». «Дети в "Бронтозавра" в бассейне играют / слышишь, все громче смех». Никакое это не дежавю: я знала про эту игру, потому что его отец спел про нее в песне.

Я закрыла глаза и в голове поплыло все то, что я успела рассказать Расселлу, этакий монтаж, общей темой которого было унижение. Я подумала, как заливалась, расхваливая ему Уайли Сэндерса, – какой он классный, сколько для меня значит его творчество. Как мы с папой его любим. Очень личные чувства, и я понятия не имела, что Расселл, видимо, всю дорогу исподтишка надо мной смеялся. Меня крючило при мысли о том, с какой гордостью я напялила папину толстовку, – теперь-то стало понятно, почему Расселл попросил меня ее снять.

А еще я вспомнила, чего успела наговорить про личную жизнь его отца. Что это полная катастрофа – у Уайли Сэндерса куча детей от разных женщин. Каждое слово было правдой – но эти слова я говорила сыну Сэндерса. Меня поймали с поличным, и я чувствовала жуткий стыд – как в восьмом классе, когда в туалете жаловалась Диди на свою партнершу по лабораторной и тут эта девчонка вышла из соседней кабинки: она все слышала.

Я видела, что Расселл пытается мне что-то сказать одними губами. Когда мы забрались в вертолет, нам обоим выдали наушники и велели, если мы захотим что-то сказать или услышать, нажимать кнопку сбоку; без наушников было очень шумно.

Я покачала головой, радуясь этой преграде, которая останется между нами как минимум до посадки. Если я не нажму на кнопку, он не сможет мне ничего сказать. Не сможет снова соврать, а у меня не будет искушения ему поверить. Я смотрела в окно, растирая предплечья: в салоне было очень холодно. Толстовка лежала у меня в сумочке, но я бы теперь скорее умерла, чем надела ее снова. Я вообще не собиралась садиться в этот вертолет, о чем и сообщила Расселлу. Но когда дошло до дела, мне, по сути, не оставили выбора.

Обещание Расселла сбылось: как только он поговорил со своим папой – с Уайли Сэндерсом, – события стали разворачиваться очень быстро. В гостиницу позвонил какой-то юрист, сразу за ним по другой линии пиарщица – она интересовалась, как можно решить вопрос. Порадует ли гостиницу фотография с автографом? Или ящик шампанского с виноградников Сэндерса, или образцы продукции его новой линии по производству текилы? Реклама в инстаграме[5]?

Стало понятно, что нас не поволокут в полицейский участок – по крайней мере, не прямо сейчас. Немного раньше меня бы это страшно обрадовало. Да и теперь приятно было сознавать, что в тюрьму нас не посадят, но радость была с неприятным привкусом.

Когда нас наконец отпустили – Лили потребовала, чтобы мы оба оставили ей свои адреса и телефоны, и сделала копии наших водительских прав, мне это не понравилось, но деваться было некуда, – я подхватила свою сумку и зашагала прямиком к автоматическим дверям, а потом в ночь.

Здорово похолодало, волосы у меня так и не высохли, я, дрожа, огляделась, пытаясь вспомнить наш маршрут и найти самый короткий путь к автовокзалу. Чувствовала, что сейчас либо задохнусь, либо разрыдаюсь, а может, и все сразу.

Очень хотелось домой.

Хотелось свернуться клубочком в своей постели, накрыться одеялом – пусть все это превратится в дурной сон. Хотелось вернуться туда, где все ясно и понятно, в свою спокойную скучную жизнь. В которой я не шляюсь по Неваде, стараясь разобраться в чувствах, накатывающих волнами, как будто меня вынесло в океан и мне не заплыть обратно за волнорез.

– Подожди! – выкрикнул Расселл хриплым