населению. Все Лапенковы: родители, дед и пятеро детей – собрались у круглого репродуктора на стене. Отец сел и посадил Веру, как самую младшую, на колени.
Вера понимала не все слова, но чувствовала, что они сейчас очень важны. Поэтому старалась не двигаться, чтобы не мешать взрослым. Вдруг дед Григорий закашлялся. Нина подскочила, едва не наступив на устроившихся у ног кошек, и подала ему кружку воды. А Толя забрался на лавку и подкрутил винтик, отвечавший за громкость.
«Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» – чётко прозвучали слова.
Вера облегчённо вздохнула. Но, посмотрев на напряжённые лица родных, поняла: то страшное, что случилось, закончится не скоро.
Ночи под черёмухой
Прошёл почти месяц. Отец и старшие братья ушли на фронт. Вере часто снилось расставание с ними: как Саша, Володя и папа забираются в обоз, где уже теснятся другие мужчины, и она машет и машет им, пока они не скрываются из виду.
Нину эвакуировали. Мама сказала, что работники почты сейчас очень нужны. И ещё что-то про расшифровку секретной корреспонденции.
Стало смеркаться. Вера вынесла простыню во двор и расстелила под черёмухой.
– Толь! – крикнула она, чтобы брат скорее выходил.
Тот вынес подушки, Вериного матерчатого зайца и два одеяла.
– От этого душного запаха, – Толя кивнул на белые, свисающие кисти черёмухи, – у меня голова болит.
– Болит – значит на месте, – сказала Вера, взбивая подушку. – Радуйся! А что мы на улице – это тоже хорошо. Вот прилетит самолёт с крестами ночью, бомбу выпустит – он же куда целиться будет? В дом. А мы во дворе – нас не заденет.
– Мать дома, – буркнул Толя. – И дед. Почему тогда они не идут с нами?
Вера натянула на себя одеяло.
– Дед не верит, что так можно спастись.
– Вот и я не верю. – Толя не спешил ложиться. – Может, ты одна тут поспишь?
– Не-ет, – обиженно протянула Вера и села на простыню. – Это ты можешь один во дворе ночью. Ты на целых пять лет старше. А я боюсь. – Она едва не заплакала.
– Ладно. – Толя бросил подушку в изголовье и тоже сел. – Но всё-таки, мне кажется, что в этом никакого смысла нет. Допустим, мы могли бы заметить самолёт или услышать его. Но если будем спать, то всё равно – что дома, что здесь. А если самолёт всё-таки бомбу сбросит, то, во-первых, может промахнуться: попасть не в дом, а во двор…
Вера легла на подушку и крепко обняла зайца.
– Это я рассуждаю так, не бойся, – сказал Толя и продолжил: – А во-вторых, даже если фашист в дом попадёт… От бомбы – ты ж видела на соседней улице – какая воронка! Там не только дом – полдвора разнесёт. – Он глянул на Веру. Та дрожала. – Но это я так, – вздохнул Толя и посмотрел на звёзды, которые уже были заметны в сгустившейся темноте. – Не будет сегодня никаких бомбардировщиков. И обстрелов с самолётов тоже.
– Откуда ты знаешь? – с надеждой спросила Вера.
– По звёздам вижу, – хмыкнул Толя, лёг и отвернулся. – Давай спи.
Вера скоро засопела. А к Толе сон никак не шёл.
«Белые цветки черёмухи на фоне ночи и белые звёзды… Но только не белый флаг. Мы ни за что не сдадимся! – Он пошарил по траве, нашёл сучковатую ветку и поднял её в небо, словно прицеливаясь из винтовки. – Ну? Где там самолёт с чёрными крестами?»
Рядом скрипнуло. Толя вздрогнул. Мама вышла из дома.
– Чего не спишь? – шёпотом спросила она.
Толя отшвырнул ветку и вскочил на ноги.
– Не могу я тут. Зачем ты Вере сказала, что если во дворе лечь, то бомба нас не тронет? Ну вот сама подумай: вдруг самолёт…
– Ну что ты как маленький? – прервала его мать. – Она же совсем не спит – боится. А днём потом как сонная муха ходит. Так хоть отдохнёт. – Она потрепала Толю по голове. – Хочешь, иди на печь. А я здесь.
Толя насупился и помотал головой.
– Нет. – И, стряхнув лепестки с одеяла, забрался под него.
«Никакой я не маленький, – подумал он и стал убеждать самого себя: – Я всё понимаю. И Верку защитить смогу, если надо будет. Вот даже под черёмухой стану спать, чтобы ей не было страшно». И глубоко вдохнул терпкий аромат висевших над головой цветков.
Сундук без зайца
Вера с Толей помогали маме завязывать пожитки в простыни: по репродуктору объявили распоряжение собирать вещи и эвакуироваться.
Дед Григорий копал в огороде яму.
– Готово! – крикнул он. – Опускаем?
Вера с Толей выбежали из дома.
На грядке стоял расписанный цветами и листьями сундук с драгоценностями: мамина шкатулка с кольцами, брошками и жемчужным ожерельем, хрустальная ваза, семейная фотография, рубашки, платья и Верины валенки.
Мама вышла, поставила на траву котомку из простыни и подошла к сундуку.
– Хорошо, – сказала она и взялась за крышку.
– Подожди, не закрывай! – крикнула Вера и бросилась в дом.
Скоро она выбежала оттуда с матерчатым зайцем и застыла с ним на пороге.
Мама улыбнулась и поторопила:
– Давай клади. Место есть.
Но Вера вдруг прижала зайца к себе.
– Нет. Я с ним пойду. Он со мной будет.
Мама кивнула, захлопнула крышку и щёлкнула замком.
«Закрыта наша прошлая жизнь», – подумала Вера, когда дед спустил на верёвках сундук. А когда в яму полетела первая лопата земли, шмыгнула носом: – «Похоронена».
– Ну ты чего? – приобнял её Толя. – Мы же на время только уходим. Вернёмся. Но зайца всё равно нужно будет дома оставить. У нас вещей много. – Он немного помолчал. – А с собой, на руки, кошку вон возьми, Басю. Мурка и Муся – те умные, сами пусть бегут. А Баська потеряется ещё. А?
Тут вдалеке послышалась стрельба, и все заторопились.
Зайца Вера спрятала под двумя подушками – ведь и дома должен кто-то ждать! – и побежала ловить Басю.
Когда с ней на руках Вера выбежала во двор, мама уже перекинула через спину коровы узлы с едой и вещами. Толя одной рукой придерживал переброшенный через плечо мешок с одеждой, а другой с трудом нёс бидон, чайник и лопату. Выстрелы раздавались уже, казалось, совсем близко. Толя сделал несколько шагов вперёд. Лопата выскользнула и упала в траву.
– Я понесу, иди, – бодро сказал дед Григорий и поспешил помочь. – Мне хотя и без двух годков сто, а силёнки есть ещё. – Он подмигнул Вере.
Она прижала Басю покрепче.
– А куда мы…