Сабина поперхнулась огуречным супом. Каждый раз, когда Баба Грошенька вспоминала умершего дедушку, она неизменно называла его «Светлой Памяти Усопшим», и каждый раз воображение Сабины рисовало образ дедушки, с достоинством лежащего в гробу.

– Всё вокруг почернело! – продолжала Баба Грошенька, а на лице Бабы Мины появилось выражение ужаса. – И это перед самым Рождеством!

Сабина собрала со стола тарелки и аккуратно поставила в посудомоечную машину.

– Не удивительно, что у вас такие бешеные счета за электричество, – едко заметила Баба Грошенька, но Сабина пожала плечами.

– Посудомоечная машина позволяет экономить время, – сказала она, нажимая на кнопку.

Тётя Мотя с одобрением кивнула, а Текила захрюкал в знак согласия.

– В последнее время она сделалась какая-то неприятно дерзкая… – донеслось до Сабины из кухни, пока она шла по коридору в свою комнату.

– Ну а чего вы хотите? Подростковый возраст. Она же не будет вечно оставаться маленькой девочкой, – ответил голос Тёти Моти.

Сабину захлестнула волна сентиментальных чувств по отношению к сестре отца.

Роясь в ящике стола в поисках маркера для проставления авторских подписей, она размышляла о Тёте Моте, которая, как оказалось, носила имя Матильда. Тёте Моте завидовали все её подруги. Мало того что она имела смелость красить свои торчащие во все стороны волосы в разные цвета радуги, так ещё и могла, в отличие от них всех, ездить на роликах, одеваясь при этом в короткие шорты и чёрную футболку с физиономией Морры (из «Муми-троллей»). В этих спринтерских пробежках Текила, естественно, её не сопровождал. Оставляемый дома, он тоскливым взглядом наблюдал с балкона за своей хозяйкой, рассекающей по бульвару, и время от времени издавал хриплые завывания. Со второго этажа в знак солидарности отзывалась Саба Ведьмалиновской, и Сабина каждый раз ждала, что через минуту перед домом появится представитель службы охраны животных.

Тётя Мотя была известна во всём городе. В период отпусков её маленькие и большие грустные Пьеро расходились как горячие пирожки.

– Ну теперь поглядим, – самой себе сказала Сабина и с маркером в руке отправилась в мастерскую.

Она сняла с полки гипсовую голову и, перевернув её, попыталась скопировать автограф Павлины на листочке бумаги.

На десятой попытке её подпись почти не отличалась от оригинала, а одиннадцатая и вовсе не позволила бы никому догадаться, что выразительный автограф Павлины Трубач (тридцати пяти лет) вышел из-под пера Сабины Трубач (двенадцати лет).

Стоящие в ряд птицы-страшилки являли собой впечатляющее зрелище. Сабина быстро сосчитала, сколько она может получить за них в галерее.

– Десять на тридцать шесть, – произнесла она и застыла. – Триста шестьдесят…

До неё вдруг дошло!

Дрожа от возмущения, она уселась на плетёной козетке Мастера-Ломастера. На самом-то деле галерея продавала работы Павлины почти в три раза дороже! Она же видела ценники!

Единственным человеком, с которым она могла поделиться своим страшным открытием, был Бобик, который конкурировал с ней за пальму первенства на уроках математики, а в прошлом году даже занял первое место на олимпиаде по экономике.

– Законы рынка, – сказал в трубке Бобик. – Здесь нет никакого обмана.

У неё аж в глазах потемнело. Нет, вы только подумайте, десять злотых за птицу, в которую Павлина вкладывала столько души, не поддаваясь давлению массового производства!

– О нет! – воскликнула она решительно.

В трубке на пару мгновений воцарилась тишина, и Сабина мысленно представила, как Бобик морщит лоб, что-то обдумывая. Это длилось недолго – Бобик кашлянул и объявил, что Сабине вовсе не обязательно относить птиц в галерею, она может сама заняться их продажей.

– Галерея продаёт их по двадцать пять, а твоя цена может быть намного ниже… например, пятнадцать. Таким образом, ты уничтожишь конкурента.

Несясь на встречу с Бобиком, Сабина была переполнена противоречивыми чувствами. Она восхищалась своим недавним врагом, который сейчас выдвинул столь гениальную идею, и чёрной завистью завидовала, что у него такой крутой отец – глава «ди намично развивающейся фирмы». (Именно так выражался Бобик, рассказывая о своём папе. И лишь немногие в классе могли оценить значение этих слов, а среди тех, кто понимал, первой была, разумеется, Сабина.) Её собственный отец никакую фирму не возглавлял и не был ни капельки динамичным, а ровно наоборот, производил впечатление лузера, витающего в облаках. Сабина ни разу не видела его ни в костюме, ни при галстуке. «Размазня», – презрительно думала она, представляя острый птичий профиль отца.

Бобик встретил Сабину с калькулятором в руке и, прежде чем она успела что-то сказать, с важностью изрёк:

– Пятьсот сорок!

Глава 11, о птицах-страшилках, глиняных собаках и новых страданиях Тёти Моти

– Подожди! – пыхтел Бобик, с трудом поспевая за Сабиной.

Сабина остановилась и поставила картонную коробку на скамейку. Бобик посмотрел по сторонам.

Прибрежный бульвар постепенно заполнялся людьми, лебеди ждали хлебных крошек, а голуби вспархивали над головами прохожих.

– Мы идём или не идём? – нетерпеливо спросила Сабина.

Бобик ещё раз осмотрелся и сдвинул брови.

– Идём, – решительно объявил он. – Думаю, мы сможем быть конкурентоспособными.

Сабина почувствовала, как по спине пробегает приятная дрожь. «Пятьсот сорок…» – подумала она и представила, как возвращает Бабе Грошеньке деньги, отданные электрику.

Она подняла коробку и в эту самую минуту увидела высокого худого мужчину, глаза которого скрывались за тёмными очками. Мужчина смотрел в её сторону, и она не могла избавиться от ощущения, что где-то уже видела его.

– А, я поняла! – воскликнула она и застыла посреди тротуара.

Мужчина был тем самым незнакомцем, которого она заметила ночью на бульваре (он, без всякого сомнения, смотрел тогда на их дом)!

Она тут же рассказала обо всём Бобику.

– Это может быть очень опасно, – прошептал тот и украдкой оглянулся.

Сабина инстинктивно сделала то же самое, но мужчина уже скрылся в толпе.

– Наверное, надо заявить в полицию, – добавил Бобик.

Однако сейчас у них было дело поважнее.

У галереи, хозяйка которой платила Павлине по десять злотых за птицу, стояли туристы. Они, как обычно, рассматривали сувенирные брелки и кружки, открытки с видами города в разном освещении и в разное время года и кукол в национальных костюмах (сделанных в Китае).

Сабина села на скамейку и поставила перед собой коробку с надписью «АВТОРСКИЕ ПТИЦЫ ПАВЛИНЫ ТРУБАЧ». Помахав костылём, Бобик отогнал голубей, а Сабина вытащила из коробки несколько своих изделий.

Не прошло и минуты, как туристы, до этого толпившиеся перед витриной галереи, собрались у скамейки.

– Пятнадцать злотых, – решительным голосом сказала Сабина, когда один из них взял в руку фигурку. –