Мама была права

– Толя, – позвала шёпотом Вера, когда уже легли спать, – ты знаешь, что Вите обещают протез сделать?

– Сделают, – ответил тот. – Эка невидаль. Наши солдаты вон и вместо ног с протезами ходят. И воюют.

Вера замолчала. Солдаты – да. Она и сама таких видела. Но протез у Вити – как это представить?

– Толя, – снова зашептала Вера.

– Чего?

– А ты знаешь, что тёте Дусе в письме сын написал?

Толя не ответил. А Вера продолжила:

– Это тот, который якобы на учёбу в Германию поехал. Написал, что некоторых из них отправили в Германию рабами. А его и многих других – на передовую. Оттуда он и писал. Тётя Дуся не рассказывала. Вчера только маме открылась. Когда убили его. Ты чего молчишь?

– Что тут скажешь? – голос Толи дрожал. – Мамка была права. – Он громко сглотнул. – Я бы за Германию ни за что не стал воевать. Это же предательство. Лучше уж умереть.

За окном переливисто пел соловей. Вера вслушивалась в эти звуки и засыпала. Но тут Толя заговорил.

– А те, кого угнали на работы, – наверняка многие от истощения, – того. Короче, хлебнули лиха. – Толя тяжело вздохнул и повернулся. – Спи, Верка.

«Лиха», – повторила про себя Вера и вдруг поняла, что значило это слово, которое она слышала раньше частью «лихоматери». Его мама произносила, ругаясь на эсэсовцев, когда те требовали отдать им последнее из еды. Лиха матери твоей. То есть желала недоброго тем женщинам, которые родили фашистов. Точнее, тем, кто воспитал своих сыновей так, что они стали фашистами.

С этими мыслями Вера заснула.

Победа!

9 мая Вера сидела на уроке, когда за окнами раздались радостные крики:

– Победа! Победа!

– Германия разгромлена!

– Победа! Ура-а-а!

Дети повскакивали с мест и выбежали на улицу.

– Побе-е-еда-а-а!

– Ура Красной армии!

– Победа над фашистской Германией!

– Да здравствует Красная армия!

– Ура-а-а!

Учительница тоже вышла и объявила:

– Больше никаких занятий. Праздник! – На её глазах блестели слёзы.

– Давай домой! – крикнула Вера Мане: они уже давно помирились.

– Слава героям! – закричал Лёнька и побежал за девочками. – Да здравствует Красная армия! Ура-а-а!

На улицах люди обнимались, целовались, поздравляли друг друга и славили бойцов.

Прибежав домой, Вера бросилась к маме на шею.

– Мамочка! Победа!

Мама улыбалась и плакала, а Вера всё кричала:

– Победа! Победа, мамочка! Победа, папа! Победа, Толя! Дед! Победа!

«ПОБЕДА!» – написала красным карандашом на листке календаря мама и жирно подчеркнула, словно подводя черту. Будто отделяя войну от будущей мирной жизни.

«Вот он – самый счастливый день!» – поняла Вера, подбежала к отцу, стоявшему у окна и, казалось, восхищавшемуся этой пышной весной, и обняла его.

– Победа, папочка!

Отец наклонился и поцеловал Веру в макушку, а потом снова взглянул в окно.

– Вечная память павшим. Они герои.

Вера вдруг почувствовала, что ей что-то мешает вдохнуть. Герои, павшим вечная слава…

Она крепко обняла папу и громко сказала:

– Ты у меня тоже герой, папочка! Ты герой!

– Теперь заживём, – подал бодрый голос дед Григорий.

Верин отец повернулся. Глаза его блестели.

– Верно, дед, – сказал он. – Надо трудиться. Тогда и заживём. Толя! – позвал он. – Пойдём-ка дров нарубим. Мать праздничный обед сделает.

Три дня дети не ходили в школу. А потом ещё и в воскресенье. Гуляли, радовались, смеялись.

И взрослые выходили на улицу: счастливые, с распахнутыми руками, чтобы обнимать всех, кто встретится на пути.

Бумага

Вера бережно протирала ветошкой прочную бумагу, пришитую мамой к воротнику-стойке гимнастёрки.

– Как хорошо ты придумала, мамочка! Теперь не надо отпарывать тряпочки и стирать их. Да и где их наберёшься? Изнашиваются ведь. А так протёр – и всё.

Тут раздался стук в дверь.

– Толя, открой! – крикнула мать.

– Мамочка, он к Вите пошёл. Я открою.

Но мать махнула: сиди. И пошла сама.

На пороге стояли двое мужчин. Один неприметный, другой – в колпаке из овечьего меха и с седой острой бородкой. Он приветственно кивнул и сказал:

– Женщина, я командир партизанского отряда. Спасибо за помощь!

Мама заахала и заохала.

– Дякую, дякую, моя любая, – присоединился второй.

– Ах, а как же Толя? Его-то вы не застали, – огорчилась мама.

– С ним по пути встретились, руку пожали, – улыбнулся командир. – И тебе спасибо.

Они развернулись, собираясь уйти, но мама остановила.

– А ты мне напиши бумажечку, – попросила она командира, – что семья Лапенковых во время оккупации помогала партизанам. И поставь свою подпись.

Пока он писал, Вера всё рассматривала его острую бородку и думала о том, что она тоже бегала к школе считать немцев. Гордилась собой.

Ситцевое платье

Сестра мамы прислала из Москвы ситец, и теперь Вера и Лида бегали в воздушных, будто бы невесомых, платьях.

Они присели на сухое берёзовое полено рядышком.

– Лида, я в этом платье и Володю встретила, и Сашу, когда они вернулись, – с замиранием в голосе поделилась Вера. – Оно у меня счастливое.

– Значит, и у меня тоже, – ответила Лида. – Раз папка вернулся. Хотя… он же ещё до того пришёл, как твоя мама платья нам пошила.

– Ой, Лидка, – рассмеялась Вера. – Папка твой вернулся, потому что Красная армия фашистов прогнала.

Та нахмурилась.

– Так ведь и твои тоже поэтому вернулись. Платье, выходит, тут ни при чём.

Вера покачала головой. А потом объяснила:

– Я считаю, что у меня платье счастливое, да. Но не потому, что оно братьям помогло вернуться живыми. А потому… – Она немного подумала. – Потому что я их встретила в этом платье. И одного, и другого. Ну, понимаешь?

– Похоже, поняла, – улыбнулась Лида.

– Володя-то, – зашептала Вера, – в плену был. В концлагере в Хаузен… Хау… Не могу выговорить. Пленных там сжигали в печи.

Лида смотрела на Веру во все глаза.

– Так это… – неуверенно сказала она. – Сначала же… Ну как… Убивали сначала, говорят, а сжигали потом.

– Это не везде, – вздохнула Вера. И продолжила: – Так вот, за два человека до того, как Володе войти, прискакал немец на коне и закричал: «Остановить!»

Девочки помолчали.

– Н-да-а… – протянула Лида. – Это просто чудо, что он живой остался.

Вера кивнула.

– Их проверили, мышцы пощупали и отправили там, в Германии, на работу. К хозяину.

– А я думала, освободили сразу. – Лида подняла брови.

– Нет. Они там пахали, сеяли, копали. – Вера почесала голову, стараясь вернуться к мысли. – А у хозяина того дочь