Волей-неволей, пойдешь ты, Забава, за посла в замужество».

Повел Забаву Путятичну послу показать.

Говорит тут грозен посол князю Владимиру:

«Что-то красна девица невесела, нерадостна,

Очи ясные у красной девицы помутилися.

Нет ли у тебя, князь, гусельщиков,

Поиграть во гусельки яровчатые?»

Выпустили играть гусельщиков,

Играют гусельщики да всё невесело.

Говорит Владимиру грозный посол:

«Я слыхал, посажен у тебя, князь, во глубок погреб

Молодой Ставр сын Годинович,

Он горазд играть в гусельки яровчатые».

Говорил себе Владимир Красно Солнышко:

«Выпустить Ставра – не видать мне Ставра,

А не выпустить Ставра – посла разгневить».

Выпустил он Ставра из погреба глубокого.

Стал Ставр играть в гусельки яровчатые,

Сыгрыш сыграл Царя-града,

Танцы навел Ерусалима,

Величал князя со княгинею,

Сверх того играл еврейский стих.

Развеселился грозный посол Василий Микулович:

«Гой еси, Ставр, веселый молодец,

Помнишь ли, Ставр, памятуешь ли,

Как мы маленьки на улицу похаживали,

Мы с тобой сваечкой поигрывали:

Твоя-то сваечка серебряная,

А мое было колечко позолоченное?»

Говорит Ставр сын Годинович:

«Я с тобой сваечкой не игрывал!»

А грозный посол еще речь ведет:

«Ты помнишь ли, Ставр, памятуешь ли,

Мы ведь с тобой грамоте училися:

Моя была чернильница серебряная,

А твое было перо позолоченное?»

Говорит Ставр сын Годинович:

«Я с тобой в грамоты не учивался!»

Говорил тут грозный посол Владимиру:

«Ай же ты гой еси, Владимир стольнокиевский!

Не надобны мне твои дани-выплаты

И племянница твоя Забава не надобна,

Только пожалуй веселым молодцом гусельщиком

Ставром Годиновичем».

Отдавал князь Владимир Ставра с радостью,

Избавился от таковой напастушки.

Поехали Ставр и Василиса во чисто поле,

Приехали к белу шатру, к дружине хороброей.

Скинула Василиса платье мужеское,

Надевала платье женское,

Сама говорила таково слово:

«Теперича, Ставр, меня знаешь ли?»

Посылала гонца сказать князю Владимиру:

«Не грозен посол Золотой орды

Был у тебя, Владимир стольнокиевский,

А была молода жена Ставрова

Василиса Микулична».

И поехали они в славный Нов-город.

А Владимиру-князю к стыду пришло,

Посылает он с гонцом таково слово:

«Ай же ты, молодой Ставр сын Годинович!

За твою великую за похвальбу

Торгуй во Киеве век беспошлинно!»

Идолище сватает племянницу князя Владимира

Старина тридцать третья. В Киев приезжает из Царь-града Идолище сватать племянницу князя Владимира.

Как во той ли земле сарацинскоей

У царя Василия Окуловича был почестен пир.

Говорил тут царь Василий Окулович:

«Уж ты гой еси, Идойло сын Идойлович!

Съезди-ка, Идойло, в стольный Киев-град,

Сосватай за меня Забаву дочь Путятичну,

Племянницу любимую князя Владимира».

Говорил тут Идойло сын Идойлович:

«Уж вы гой еси, колдуны да колду́ницы!

Вы сколдуйте, какой мне, Идойлу, путь будет,

Счастливый или несча́стливый».

Сколдовали они и сказали скоро-наскоро:

«Как вперед-то Идойлу путь сча́стливый,

А назад-то Идойлу несчастливый».

Говорил опять Идойло сын Идойлович:

«Уж вы гой еси, колдуны да колдуницы!

Вы сколдуйте мне во второй раз».

Сколдовали они и сказали скоро-наскоро:

«Как вперед-то Идойлу путь счастливый,

А назад-то Идойлу несчастливый».

Как садился тут Идойло на червлен корабль

И поплыл Идойло в стольный Киев-град.

Приплыл он в стольный Киев-град,

Сходит на крут берег,

Идет ко князю Владимиру в гридни светлые,

Богу русскому не кланяется, челом не бьет.

«Уж ты гой еси, Владимир стольнокиевский!

Я не гость пришел, я пришел сватать Забаву Путятичну

За славного царя сарацинского

Василия Окуловича.

Честью отдашь – возьмем с радостью,

Не отдашь честью – возьмем не́честью».

Запечалился Владимир стольнокиевский,

На одно плечо надел шубоньку,

На одно ухо надел шапоньку

И пошел ко своей любимой племяннице

Забаве Путятичне.

«Уж ты гой еси, любимая племянница

Забава Путятична!

Пришел к нам Идойло непрошенный,

Сватает тебя за Василия, царя сарацинского».

Говорила ему Забава Путятична:

«Уж ты гой еси, любимый мой дядюшка!

Снаряжай ты три корабля:

Первый-то кораблик запаса хлебного,

Второй-то кораблик вина заморского, зелья лютого,

Третий-то кораблик силы ратноей.

Еще дай Добрынюшку Никитича да Алешеньку Поповича».

Как садилась она да на кораблики,

Выходили кораблики в море синее,

Побросали они якоря железные.

Говорит тут Забава Путятична:

«Уж ты гой еси, Алешенька Попович млад!

Спускай-ка ты лодочку скорую,

Поезжай-ка ты к Идойлу на червлен корабль,

Ты скажи-ка Идойлу таковы слова:

«Рули-то у нас нынче не правятся,

Паруса-то у нас не надуваются,

У Забавы нынче именинный день,

Милости просим хлеба кушати».

Приезжает тут Алеша на червлен корабль,

Говорит Алеша таковы слова:

«Уж ты гой еси, Идойло сын Идойлович!

Рули-то у нас нынче не правятся,

Паруса у нас не надуваются;

У Забавы нынче именинный день,

Милости просим хлеба кушати».

На это Идойло не соглашается.

Вернулся Алеша один без Идойла.

Говорила тут Забава Путятична:

«Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитич млад!

Съезди-ка ты к Идойлу на червлен корабль,

Зови Идойла на честный пир».

Поехал Добрыня на червлен корабль,

Говорит тут Добрынюшка Никитич млад:

«Уж ты гой еси, Идойло сын Идойлович!

Еще милости просим к нам хлеба кушати,

Хлеба кушать, вина заморского пробовать».

На это Идойло соглашается,

Спускает Идойло лодочку скорую,

Ехать к Забаве Путятичне на честный пир,

Заходит он в гридню светлую,

Садился он за дубовый стол.

Подносят тут Идойлу чару зелена вина,

Не малу, не велику – в полтора ведра,

Полтора-то ведра зелья лютого.

Говорит тут Идойло сын Идойлович:

«По середочке чарочки огонь горит,

По краям-то ведь чарки струйки змеятся-извиваются».

От чары той Идойло не отказывался.

Берет он чару единой рукой,