Но не в этот раз. Видимо, борода помогла. Не упал Сеня в грязь лицом (хотя в кабинете стерильно чисто было). Не посрамил фамилию. Хоть и побледнел так, что даже борода из красно-рыжей оранжевой стала.

— Даже из пальца боится? — не унимается пират-бородолог.

— Из пальца тем более, — морщится папа, — из пальца даже я боюсь. Проще этот палец отрубить.

— Это можно, — смеётся пират. — Но в следующий раз. Ладно, Семён Владимирович?

Сеня кивает.

— Тогда забирайтесь сюда. — Бородолог показывает на космический стол.

Сеня ложится на спину, прикрывает глаза, но всё равно видит, как к его бороде опускаются трубки-объективы. Щёлкают, выдвигаются, изучают густую рыжую растительность. А пират-бородолог внимательно смотрит в свой монитор.

— Всё, Семён Владимирович! Достаточно. — Бородолог очень доволен, прямо светится от радости и потирает сильные руки. — Что я вам могу сказать, друзья? Я могу вам сказать всё. Это рыжебородолиз обидчивый, он же барбаросса шиммия. Та ещё бяка. Сначала я грешным делом подумал на бороденцию пупырчато-багряную и даже на бородулёз, но структурно-оптический анализ чётко всё расставил по своим местам.

— А я думал, это борода, — удивился Сеня.

— Борода не бородавка — за ночь не вырастет, — строго сказал доктор и давай стучать пальцами по клавиатуре, напевая себе под нос: — Борода, борода, борода, да, да, да, да.

— Что ж нам делать, доктор, с этим вашим бородолизом? — не выдержала мама.

— Почему моим? Вашим, — искренне удивился врач. — Холить и лелеять, естественно. Стричь два раза в месяц, масла всяческие втирать. Расчёсывать обязательно. В общем, любить и жаловать.

— А сбрить его можно? — спросил папа.

— Ни в коем случае, — обернулся к нему доктор. — Он же разбойничий! Рыжий. С характером. И достался Семёну Владимировичу неспроста. Ой неспроста! Сбреете — он весь рыжим волосом зарастёт. Орангутангов видели? Ну вот, как-то так.

— А как же школа? — грустно спросила мама.

— Привыкнут, — сказал бородолог, — ну подразнят, конечно, пару-тройку лет. И привыкнут. Ещё гордиться будут таким чудесным знакомством.

— Нет! Не хочу так, — воспротивился такой прекрасной перспективе Сеня, — я в пираты сбегу.

— Тоже неплохой вариант, — заметил доктор.

— Ну что вы такое говорите! А ещё взрослый человек. Бородолог! — Папа взял готового расплакаться Сеню за руку и вывел из кабинета.

— К колдуну! — решительно сказала мама, и они отправились на самый последний, шестой, этаж, в самый последний кабинет номер 66.

Очереди к колдуну не было. На дверях висела табличка: «Терапевт-знахарка Травница Виолетта Олеговна».

— Так это ведьма, а не колдун, — испугался папа, — и фамилия у неё страшная — Травница. Она всех травит, наверное. Уж лучше пусть у нас будет мальчик с бородой, но непотравленный.

Но было поздно. Дверь в кабинет уже раскрылась, и из неё выглянула очень милая девушка-врач, рыжая и веснушчатая. Она увидела Сеню и помахала ему, улыбнувшись, как старому знакомому.

В кабинете знахарки было ещё интереснее, чем у бородолога. Он, кабинет, был какой-то огромный, без конца и края: зеркала, шкафы, уходящие вверх к потолку, которого не было видно. А в шкафах тысячи полок, и на каждой куча всяких интереснейших штучек, как в музее: горшки какие-то с сухими букетиками, аквариумы и террариумы с разнообразными обитателями, старинные фолианты в пыльных атласных обложках и кожаных переплётах, чучелки всякие, скульптурки и поделки из гнутых прутиков…

— Нравится? — по-доброму спросила Виолетта Олеговна.

— Ага, — сказал Сеня, поглаживая бороду. — Прикольно тут у вас.

— А дразниться нравится? — спросила Виолетта Олеговна уже совсем не по-доброму.

Сеня молчал. Насупился и молчал в свою бороду, потупив взгляд в пол. Там на полу, кстати, тоже интересные рисунки имелись. Мама и папа смотрели то на бородатого сына, то на травницу, совершенно ничего не понимая.

— Так он же и не дразнится совсем, — сказал опешивший папа.

— У нас с Сеней свои секреты, — сказала Виолетта Олеговна, достала из кармана халата маленькую, но очень зло шипящую изумрудно-зелёную змейку и поднесла её прямо к рыжей Сениной бороде.

— А-а-а! — закричал Сеня.

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш, — шипела змейка, широко разевая пасть с четырьмя зубами-иглами и раздвоенной плёточкой языка.

— А-а-ах! — упала без сознания мама папе на руки.

— Волоса́, волоса́, убирайтесь в небеса! — пропела знахарка, раскачиваясь на месте, а потом страшно закричала: — Изыди, проклятая, борода рыжеватая!

И тут змейка укусила рыжую бороду. А борода как соскочит с Сениного перепуганного лица прямо на пол, как побежит юрко по нему к шкафам, словно паук тысяченогий, как помчится по шкафу вверх всё выше и выше, пока совсем от взгляда Сениного не скроется. Эх, жалко, никто на телефон бегство бороды не снял, — Сеня бы точно пару миллионов лайков за такой ролик получил. А так вообще прикольно вышло, что только он бегство рыжей бороды и видел. Мама в обмороке была, а папа её по щекам нежно хлопал, в себя приводил. А потом Виолетта Олеговна их всех троих в себя приводила чаем с крепким отваром ромашки.

— Борода-борода, что ещё за ерунда? Не было никакой бороды. Это у вас семейная галлюцинация была из-за несвежих шампиньонов. Морок бородатый. А я вам его мигом сняла, — долго внушала Смирновым рыжая травница, но при этом Сене всё время весело подмигивала.

А на следующий день Сеня сел на первом уроке за парту с новой рыжей девочкой, которую только позавчера в их класс перевели.

— Света, прости меня, пожалуйста. Я больше никогда не буду дразниться.

— Я знаю, — сказала Света и улыбнулась. — Рыжих дразнить чревато. Классная была борода?

— Классная! Барбаросса шиммия. Я даже чуть пиратом не стал, — сказал Сеня. Но тут прозвенел звонок, и начался обычный урок в обычной школе.

Валентина Филиппенко. Как мой деда спас море

Это я. Мне семь лет, я катаюсь на трёхколёсном зелёном велосипеде по двору и дразню собак за забором, показывая им язык и стуча палкой по прутьям. У меня нет переднего верхнего зуба: вчера он застрял в ещё совсем зелёном яблоке, чуть хрустнул и выпал на мою ладонь. Я вам улыбнулась! И теперь скажу: меня зовут Ксюша.

Я не знаю, кого я больше люблю: деду или море. Деда очень сильный, смешной, и с его плеч мне видно столько всего вокруг. Особенно море! Синее, зелёное, чёрное, белое, которое всё время шумит, шуршит, болтает, как и я, и в него не больно падать. Хорошо, что деда живёт на