— Кент Уильямс? К сожалению, в суматохе боя ему и еще нескольким удалось сбежать.

— А чтоб его! Ускользнул, гад! — Моряк был явно раздосадован.

— Спокойно, боцман, мы разошлем на него ориентировки, а по тайным каналам передадим информацию в Канадскую королевскую конную полицию. Будьте уверены, на территории Северной Америки Уильямс не найдет себе безопасного укрытия, — успокоил Новицкого Деклан Уиллис.

— И на том спасибо, — подытожил боцман.

— Должен вам сказать, что, помимо благодарности за разгром банды Черного и освобождение Джека, американское правительство будет обязано вам еще одной услугой, — загадочно произнес лейтенант Уиллис.

— Что вы имеете в виду? — заинтересовался Джек Нильсен.

— По распоряжению президента Вудро Вильсона[140] начала работу Аляскинская инженерная комиссия. Ее задача — открыть Аляску миру, а для этого — построить порты, проложить маршруты для строительства скоростных дорог. Место, которое вы обнаружили, дорогие друзья, идеально подходит для города. Большой порт, близость рек, по которым можно попасть вглубь Аляски… Впрочем, у этого места уже есть название, — говорил Уиллис.

— Какое же? — спросил Новицкий.

— Анкоридж![141]

— И впрямь, название подходит как нельзя лучше[142]. Корабли здесь и вправду хорошо держатся у причалов, — признал Новицкий.

Внезапно они услышали торопливые шаги на лестнице, и мгновение спустя появилась Салли, которая как раз дежурила у постели Томека. Девушка была вся в жару, на щеках играл румянец, а глаза ярко блестели. Новицкий тут же вскочил на ноги.

— Что случилось?! Говори же, девочка! — крикнул он.

— Томми очнулся!

— Слава тебе, Господи! — Новицкий возвел глаза к небу в благодарном порыве и тут же бросился наверх. Остальные последовали его примеру.

Комнату заливал свет, льющийся через большое окно. Томек сидел на кровати, прислонившись спиной к стене. Сквозь свежие бинты проступало небольшое красное пятно. Лицо его было бледным, но уже не таким восковым, как у тяжелобольных.

— Ты здесь! Вернулся! — Новицкий был на седьмом небе от счастья, обнимая широкую грудь Томека.

— Ты меня задушишь, прежде чем я окончательно встану на ноги, — попытался отшутиться Томек.

— Прошу прощения, — решительно вмешался доктор Глауэр, протискиваясь сквозь толпу, собравшуюся у кровати Вильмовского. — Я должен осмотреть больного.

— Давайте выйдем, — предложил лейтенант Уиллис.

Через несколько минут доктор Глауэр спустился к напряженно ожидавшим его друзьям и объявил:

— Самое страшное позади. Пуля задела сердечную сумку, но не повредила ее, пройдя навылет. К счастью, я не вижу никаких внутренних повреждений. А говоря откровенно, сэру Вильмовскому не только крупно повезло, у него еще и невероятная жажда жизни. Поздравляю!

— Доктор, один вопрос, — обратился лейтенант Уиллис. — Когда больного можно будет транспортировать?

— Думаю, через два-три дня мы можем спокойно отплывать на Кадьяк, — ответил он после недолгого раздумья. — Разумеется, если ничего не случится.

— Дай-то бог! — подхватил Новицкий.

— А сейчас я рекомендую больному как можно меньше волнений и как можно больше отдыха. Я бы также советовал избегать чрезмерных объятий, — добавил Глауэр, недвусмысленно намекая на поведение Новицкого.

***

Ночь прошла спокойно, а следующее утро принесло два события. Во-первых, не дожидаясь разрешения врача, Томек при активной помощи Салли и по собственному настоятельному требованию встал и сделал несколько шагов вокруг кровати. Во-вторых, и Большая-Вода с тлинкитами, и Кимуксунк со своими людьми, коротко попрощавшись, отправились в обратный путь к своим селениям.

Новицкий, которому особо нечем было заняться, с готовностью принял предложение лейтенанта Уиллиса приспособить русский пароход под тюремное судно — на нем намеревались перевезти около тридцати пленников на остров Кадьяк. Красный Орёл по очереди с Салли присматривали за Томеком, помогая ему совершать все более долгие прогулки, которые теперь заканчивались уже во дворе форта.

На третий день после битвы во время короткого совещания было решено покинуть форт, оставив для его временного обслуживания нескольких человек.

Дни становились все более солнечными, и северный воздух согревали теплые течения. Залив Кука, словно в награду за последние дни и недели лишений, баловал путешественников почти безоблачным небом и на удивление спокойной водой. Несколько раз они миновали колонии тюленей, с любопытством взиравших на проплывающие суда.

Томек уже самостоятельно прогуливался по палубе канонерки. Он опирался на массивную палку, специально изготовленную для него Красным Орлом. Новицкий, видя, что друг идет на поправку, даже посмеивался, напевая что-то по-польски.

— Пей, пей, братец, пей! В старости сума да посох!

— Это что-то о Польше? — допытывалась Салли. — Ты должен наконец научить меня польскому.

— Это, скорее, о мечтах нашего боцмана на пенсии, — пошутил Томек, крепче прижимая к себе жену.

На рассвете следующего дня корабли прибыли в порт Кадьяк на одноименном острове.

Лейтенант Уиллис предложил четверке путешественников разместиться на военной базе. Немедленно было отправлено сообщение губернатору Илаю Кларку о ходе и счастливом завершении всей экспедиции. Красный Орёл, все еще состоявший на службе у губернатора, решил ждать его ответа и дальнейших указаний.

Томек чувствовал себя все лучше и все время проводил с сиявшей от двойного счастья Салли.

— Ты должна теперь беречь себя, любимая. Никаких экспедиций, никакого напряжения, ничего… — убеждал он жену.

— Томми! Я ведь не больна! — возражала Салли. — Это скорее я должна говорить тебе эти слова.

— Да, ты права, — смущенно признал Томек. — Но беречь себя ты обязана.

— Ну что ж! Обвила парня вокруг пальца, но хорошая из них пара, — пробормотал себе под нос Новицкий. Совершенно не зная, чем заняться, боцман отправился вглубь небольшого поселения.

Он миновал несколько зданий, похожих на склады и пакгаузы, и вдруг застыл как вкопанный, увидев знакомые очертания православного храма, окруженного свежевыкрашенной в белый цвет невысокой оградкой. Две купольные башни венчали двускатную крышу[143]. Удивление боцмана было тем сильнее, что в церкви как раз шла служба, а через приоткрытую дверь доносился проникновенный многоголосый хорал. Перед зданием Новицкий заметил группу из нескольких десятков местных алеутов[144], участвовавших в богослужении и погруженных в молитву.

— А чтоб меня кашалот сожрал, если это не боцман Новицкий собственной персоной! — донесся до него вдруг знакомый голос из-за спины. Он обернулся и увидел мужчину средних лет в морской фуражке, залихватски сдвинутой набекрень. Мгновение он всматривался в него, не веря собственным глазам.

— Быть не