Мы копали недолго: папа ловко выхватывал землю лопатой, я ковыряла совком с краю очерченного прямоугольника, под которым должны были скрываться сокровища. Но первым до сундука добрался попугай: он клювом долбил грунт у самого фонтанчика и нашёл клад.

Сколько золота мы достали!

Три больших деревянных ящика, один кожаный чемодан и попугаева шкатулка появились из-под земли и засияли, заблестели на рассветном солнце. Откуда-то возник ещё один пират (папа сказал, что это был тот самый, мамой нелюбимый кок, который вечно перебивал ему аппетит). Кок катил большую тележку — на такой по парку обычно развозили мороженое — и цистерны кваса и лимонада. Пираты загрузили золото на тележку, накрыли его скатертью, спрятали под скатерть попугая, чтобы не привлекать внимания, пожали папе руку и укатили домой.

Это были очень странные пираты, после думала я. Как же они бросили свой корабль? Почему они не искали золото целых сорок восемь лет? И как его не нашёл за столько лет кто-то другой? Вопросов было больше, чем ответов. Но тогда, рано утром в парке, с сокровищем и папой, я была самой счастливой девочкой на земле: сколько походов в кино, мороженого, игрушек и пирожных было впереди!

В качестве гонорара за работу папе досталась золотая шкатулка. Она весила несколько килограммов, монеты в ней были огромные, почти с блюдце, и, кроме золота, среди пиратского богатства оказались один большой рубин и заколка для волос с жемчужиной. Пока мы шли домой, я прыгала вокруг папы и просила тут же купить мне воздушные шарики, торт, собаку, спрашивала, купит ли он новую машину и за`мок для нас, на что хватит этого золота и можно ли мне взять хотя бы одну монету и показать её в школе. Папа отрицательно качал головой. Дома он гордо вручил мне заколку с жемчужиной, а маме — рубин. И позвонил брату, который работал в Государственном банке.

Папиного брата я никогда не видела, но слышала какой-то странный, совсем бесцветный голос: кажется, в банке запрещали радоваться жизни.

Пока папа, закрывшись в спальне, о чём-то совещался с несчастным братом, мама на всякий случай проверила каждую монету — не шоколадная ли тоже. Все монеты оказались настоящими: звенели очень гордо и будто даже были рады снова сиять на свободе, а не лежать под землёй.

«Папа! — Я крутилась перед зеркалом, рассматривая заколку. — Ты теперь не будешь искать работу? Может быть, уплывём далеко-далеко и найдём ещё один клад? Ты так хорошо умеешь искать клады!»

Папа вернулся к нам в зал, улыбнулся и сел разглядывать в лупу мелкие детали монет: дату выпуска, страну, где их выпустили, имена королей и императоров, чьи профили их украшали: «Золота нам хватит надолго. Но работу всё равно нужно найти».

Папа не ищет работу

С первого класса папа повторял мне одно и то же слово: дисциплина. Нужно было вставать вовремя, не опаздывать на уроки, сдавать все домашние задания в срок и всё время смотреть на часы, чтобы всё успеть.

Но как папа ни старался привить мне любовь к этой самой дисциплине, я хронически опаздывала в школу на пять минут. Очень долго выходила из дома, теряя, словно конфеты из рваных карманов, драгоценные минуты. Сдавала сочинения в последний момент. Ложилась спать поздно и с трудом вставала утром, проспав все будильники… Мама смеялась и говорила, что у меня просто своя дисциплина, но папа растерянно почёсывал лысину. Как это так — у него с дисциплиной всё было хорошо, а у меня… беспорядок.

И вот сегодня, на следующее утро после великого похода с пиратами за сокровищами, я увидела папу спящим на диване, с пустой коробкой от вафельного торта на животе и целой горой монет на полу! Папа уснул в гостиной вечером и проспал так всю ночь. Смущённый и помятый, пока мама готовила завтрак и приводила кухню в порядок, он пришёл к нам и сообщил, что видел очень много красивых снов: «Во сне я наконец не искал работу».

Я хотела сказать папе, что странные сны снятся от сладкого — он сам мне это много раз говорил. Но что-то меня остановило… Кажется, это был взгляд мамы.

Всей семьёй мы очень порадовались за папу — столько переживаний, передряг, удач и неудач случилось с ним за последние полгода. «Приготовь завтра, пожалуйста, мою любимую манную кашу», — попросил папа маму. Его улыбка была немного виноватой и украшенной крошками от торта. Манная была папина лечебная, праздничная каша, но почему бы не съесть её просто так?

Позавтракав, мы поехали в парк аттракционов, на следующий день, в воскресенье — в кино и зоопарк, а в понедельник утром я ушла в школу, когда папа ещё спал и даже не думал открывать газету с объявлениями.

Невероятно!

Папа идёт… на охоту

Но долго папино ничегонеделанье не продлилось. И пятый день тишины прервали даже не газеты, а радио на кухне.

В утренней программе о главных новостях страны и города диктор — очень серьёзный, немного гнусавый, будто с прищепкой на носу — рассказывал о Доме культуры, где вот уже неделю проходил фестиваль музыкального и кондитерского искусства.

«Хорошая музыка улучшает пищеварение. А вкусные десерты делают звуки инструментов ещё приятнее», — сообщал радиоведущий, видимо, так и не снявший прищепку с носа. Должно быть, его нос был длинный. И наверняка крючковатый.

Включили фрагмент концерта одного из участников фестиваля: от первых звуков скрипки папа сперва замер, вслушиваясь в каждую ноту, а после расстроенно опустил голову и закачал ею из стороны в сторону: «Нет, нет, нет… ну какая же это музыка?»

В конце эфира диктор назвал номер телефона для справок — вдруг слушателям понравился фестиваль и они хотели бы его посетить?

Папа звонил три раза, нервно стуча пальцами по тумбочке. Наконец трубку взяла секретарь и сообщила, что жалобы и критику организаторы концертов и производители кондитерских изделий принимают по почте в письменном виде, но если папе очень хочется помочь участникам музыкальной секции, то для него у них есть работа.