– Я не хочу их забывать. Я хочу, чтобы у нас было что-нибудь небольшое, например мемориальная табличка, в память о них. В качестве извинения.
На этом я планировала закончить речь, но решаю добавить кое-что ещё.
– По-моему, быть другим – хорошо, если это никому не вредит. Миру нужно разнообразие. Я знаю, некоторые из вас считают, что меня на это подбили. Могу только сказать, что, если вы так думаете, значит, вы незнакомы ни с одной аутичной девочкой.
Все смеются.
– Я уже заканчиваю, но… Было бы здорово, если бы мы все кое-что себе пообещали. Включая меня! Чтобы мы, встречая кого-то, кто покажется нам странным и каким-то не таким, постарались быть добрыми. Может, для кого-то из вас я странная, но для своей семьи я очень даже нормальная.
Родители, Киди и Нина смеются.
– Вы тоже можете показаться кому-то странными. Но, пусть я аутичная, а вы нейротипичные, я могу сказать, что у нас больше сходства, чем различий.
Мистер Макинтош поглядывает на часы.
– Мой дедушка часто говорил, что в прошлом такие, как я, скорее всего, были не слишком общительны. И разговорчивы. Но пока остальные собирались посплетничать у огня, мы искали электричество. Вот что такое мой аутизм. Это словно искра. Ну, как у акул.
Родители переглядываются: наверное, думают, не заведу ли я сейчас лекцию об акулах на три часа.
– Акулы чуют электрические сигналы живых существ. Это их суперсила. Но однажды о них сняли фильм ужасов, и теперь люди каждый год истребляют миллионы акул. Безо всякой причины, как ведьм.
Я взглядом показываю мистеру Макинтошу, что почти закончила.
– Аутизм – это не всегда суперсила. Иногда это тяжело. Но когда я нахожу в чём-то электричество или вижу то, чего не замечают другие, он мне очень нравится.
Я понимаю, что моя речь подошла к финалу. И, что бы ни решил комитет, я довольна.
– И я нравлюсь себе такой, какая есть. Даже очень.
Я возвращаюсь на место. Раздаются редкие хлопки, перерастающие в громкие аплодисменты – такие, что я закрываю уши. Киди и Нина обнимают меня.
Один из членов комитета что-то шепчет на ухо мистеру Макинтошу, и тот кивает и встаёт на трибуну.
– А теперь мы посовещаемся и проголосуем.
⁂
Мы с Киди стоим у входа в дом культуры, пока комитет обсуждает моё предложение.
– Ну как я выступила, нормально? – наконец решаюсь спросить я.
Киди делает вид, что раздумывает, а затем расплывается в улыбке:
– Ты выступила потрясно. Я очень тобой горжусь.
Я внезапно чувствую и радость, и желание расплакаться.
– Ты не сердишься, что я рассказала о Бонни?
Киди морщится как от боли.
– Нет. Они должны понять. – Киди вздыхает, и изо рта у неё вырывается похожее на дым облачко. – Знаешь, мне кажется, многие думают, что аутичных взрослых не существует. Что мы вроде как перерастаем аутизм. Так что нет, я не сержусь. Люди должны знать, что мы есть.
Мы стоим рядом и некоторое время молча смотрим на Джунипер.
– Я отпрошусь на неделю из университета и поеду в Англию навестить Бонни, – говорит Киди.
– Можно мне тоже поехать?
Киди смеётся и прижимает ладони к моим щекам:
– Конечно нет, Адди.
– Но я хочу рассказать ей про сегодня!
– Я всё ей передам, обещаю.
Я открываю было рот, чтобы возразить, но вижу, что к нам, радостно размахивая рукой, идёт Одри.
– Это было супер! – выпаливает она, хватая меня за руки и подпрыгивая.
Я смеюсь, довольная её похвалой:
– Спасибо.
– Увидимся в зале. – Киди улыбается моей подруге и возвращается в дом культуры.
– Я тут принесла тебе кое-что. – Одри копается в большом кармане анорака.
Я удивляюсь, жду и не знаю, что сказать. Она вытаскивает из кармана маленькую книжечку и театральным жестом вручает мне.
Я читаю название: «Англо-шотландский тезаурус».
– Это карманный тезаурус, – радостно говорит Одри, – с шотландскими словами!
– Что, правда?! – вскрикиваю я восхищённо. – Одри, это… Я не…
– Всё нормально, – мягко отвечает она. – Ты заслужила. И мне жаль, что это не твой прежний тезаурус.
– Нет, он… – Я поглаживаю книжечку. – Он ничем не хуже. Спасибо.
Одри глубоко вздыхает и добавляет:
– Мне жаль, что она так поступила. Все они.
– Ну да. – Я пожимаю плечами, все ещё любуясь тезаурусом. – Мне всё равно, что они обо мне думают.
– И знаешь что… – Одри смущённо смеётся. – Я тут подумала… Мне кажется, дельфины действительно ужасно скучные.
Я чувствую, как расплываюсь в улыбке.
– Правда?
– Ага. Я начала читать об акулах. – Она смотрит на меня хитро и весело. – Я думаю, они гораздо интереснее.
Я вдруг обнимаю Одри. Ненавязчиво и не слишком крепко. И мне приятно. Ведь мы подруги. Лучшие подруги.
Глава двадцать первая
Мемориальную доску в память о ведьмах открывают в конце октября.
На церемонию собралась, кажется, вся деревня, в том числе и журналисты – к большому удовольствию мистера Макинтоша. Он произносит речь, говоря, что с самого начала поддерживал эту инициативу и очень рад тому, что другие населённые пункты в окрестностях Эдинбурга её подхватили.
– А теперь давайте поблагодарим человека, благодаря которому эту табличку установили так быстро, – гордо говорит мистер Макинтош.
Я приподнимаю брови: неужели он собирается поблагодарить меня прямо в присутствии журналистов?
– Миссис Мириам Дженсен любезно оплатила все расходы.
Я удивленно ахаю и оглядываю собравшихся. И действительно, в стороне от всех, опершись на деревянную трость, стоит угрюмая Мириам. Услышав своё имя, она уходит. Может, у меня получится пробиться сквозь толпу и поблагодарить Мириам?
Но она будто растворилась в воздухе.
Я возвращаюсь на место и вздыхаю. Когда-нибудь я скажу ей спасибо.
– И теперь, наконец, позвольте представить… – мистер Макинтош торжественно являет всем табличку, – …важную часть обширного наследия Джунипера!
Все аплодируют. Я подхожу поближе, чтобы прочесть надпись.
Памяти множества живших в Джунипере женщин, несправедливо обвинённых в ведьмовстве и казнённых за это. Этой табличкой мы воздаём честь их жизням и надеемся, что нетерпимости будет положен конец.
Я удовлетворённо киваю. Неважно, что мне не досталось поощрения. За сотни лет аутичные люди наверняка сделали кучу всего безо всякого признания. Может, это такая инициация.
Я прощаюсь с Мэгги. И Мэри. И Джин. Я по-прежнему вспоминаю их, но уже реже. Табличка, окружённая зеленью и цветами, гордо занимает своё место, и это притупляет грусть, с которой я думала об их судьбах. О судьбах всех ведьм.
Я горжусь Джунипером. Мне всегда нравилось жить здесь. Мне нравится, что все знают тебя и твою семью. И что люди хотят, чтобы жить здесь было приятно.
И теперь Джунипер стал не просто приятным, но ещё и хорошим.
Все хлопают, щёлкают вспышки. Я машу на прощание родителям и сёстрам и бегу в конец улицы встретиться с Одри. Мы идём к ней домой печь шортбред[16] и готовить костюмы к Хэллоуину. Ещё мы планируем путешествие в Лондон: Одри хочет увидеться с бабушкой и дедушкой, а я – сходить в океанариум. Мы уже продумали маршрут на Хэллоуин: где дают лучшие сладости, а к кому лучше не ходить.
А нарядимся мы ведьмами.
Благодарности
Никто не добивается успеха в одиночку.
В первую очередь я должна поблагодарить доктора Мелани Рамдаршан Болд и доктора Саманту Рейнор за то, что помогли мне закончить Университетский колледж Лондона. Для меня это была удивительная, но незнакомая среда, и вы помогли мне в те трудные моменты, когда самозванец во мне говорил громче и убедительнее, чем когда-либо. Спасибо, что вдохновили меня писать о своей нейроотличности. И спасибо, что рассказали на занятиях об издательстве, которое выпускает подобные книги.
Хлои и Робин – спасибо, что смешите меня, когда я на пределе и когда это совершенно неуместно.
Аните – спасибо, что читала рассказы барменши, пока все остальные щёлкали пальцами и смеялись над ней.
Лорен – спасибо тебе, мой гениальный агент. Спасибо, что ласково, но твёрдо успокаивала меня
