Я задумываюсь. Киди всегда казалась мне идеальной. Она всегда знает, что сказать и что сделать, у неё на всё есть ответ. Я и не знала, чего ей это стоит.

– Никакое я не дерево, Адди, – горько усмехается Киди. – И однажды меня унесёт ветром.

– Нет, – говорю я упрямо. – Я не позволю.

– Послушай, что я скажу. – Киди закрывает книгу и откладывает её в сторону. – Я хочу, чтобы на следующем собрании ты рассказала о себе всё. Расскажи как есть. Пусть они поймут, почему тебе так важно, чтобы тех людей помнили. – Она шмыгает носом и вытирает усталые глаза. – Сделаешь это для меня?

– Рассказать всем на собрании?

– Ты можешь написать речь, – с воодушевлением говорит Киди. – Я думаю, так они прислушаются.

– Не знаю, Киди.

– Я понимаю, тебе страшно, – ласково говорит Киди. – Но поверь, лучше не скрывать, кто ты, какая ты на самом деле, и кому-то не понравиться, чем прятать себя настоящую ради того, чтобы с тобой мирилось большинство.

– Поэтому у тебя выгорание? – спрашиваю я.

– Думаю, да. Так что не будь как я.

– Я всегда хотела быть такой, как ты.

– В этот раз не надо. Будь собой. Расскажи всем, почему это важно. Сделай так, чтобы они поняли. Ведь знаешь что? Всё это время в университете я только и делала, что маскировалась. У меня получалось так хорошо, что я даже сама себя обманула. Чем больше я делала вид, что я как все, тем громче мне аплодировали. И чем больше притворялась, тем сильнее чувствовала, что теряю себя.

Киди сжимает мою руку и дрожащим голосом говорит:

– И, Адди, оно того не стоит. Ни один человек не стоит того, чтобы чувствовать себя так. Нужно искать тех, кто примет тебя настоящую.

– Как Одри?

– Да, как Одри.

Я знаю, что Киди права. С Одри мне гораздо проще, чем было с Дженной. Если я расслаблялась и была самой собой, Дженна показывала своё разочарование и отвращение. Мне вечно приходилось маскироваться, приспосабливаться и притворяться.

Но больше не хочется.

– Ты моя лучшая подруга, – негромко говорю я.

На мгновение Киди крепко прижимается щекой к моей голове.

– А ты моя.

Больше она не произносит ни слова, и мы, лёжа рядом, засыпаем.

Глава девятнадцатая

Я сижу в поле и сочиняю речь. Киди сказала, что полагаться только на память не стоит, поэтому я готовлюсь. За мной, медленно пережёвывая жвачку, наблюдает корова с падающей на глаза мохнатой чёлкой.

– Вряд ли эта речь заставит кого-то передумать, – признаюсь я корове. Она раздувает ноздри.

К нам степенно подходят ещё две её подруги. Коровы от природы очень любопытны. Они ничего не могут с собой поделать: слишком уж любознательны и доверчивы.

Но зато с ними можно отлично побеседовать по душам.

– Киди было плохо, и она пыталась это скрыть, – объясняю я. – Я подозревала, что что-то не так. Но взрослые никогда не говорят мне правду.

К нам спешат ещё три коровы.

– Многие не говорят правду, – добавляю я, вычёркивая одно слово и заменяя его другим. – Говорят, что всё нормально, а на самом деле нет. Что они рады тебя видеть, а на самом деле нет.

Одна из коров пробует лизнуть мой висок.

– Адди?

Я поднимаю глаза. У забора стоит Дженна. Она выгуливает свою собаку Пеббл. Дженна, кажется, слегка удивилась, увидев меня на траве в окружении стада пытливых коров.

Я пристально смотрю на неё. Дженна, обутая в дорогие розовые резиновые сапоги, подходит ближе.

– Как… – Она переступает с ноги на ногу и нервно тянет поводок Пеббл. – Как ты?

Я возвращаюсь к блокноту.

– Что пишешь?

– Речь.

– А зачем?

– Всё ещё хочу побороться за памятник.

– А… – Дженна заглядывает в мой блокнот. – Памятник тем ведьмам?

– Да.

– Значит, ты не бросила эту идею.

– Нет.

– Адди. – Голос Дженны окрашен отчаянием. В болезненный белый цвет. – Мне не по себе из-за того, что произошло.

– Мне тоже, – бормочу я, начиная новый абзац.

– Знаю. – Дженна подходит ещё чуть ближе. – Это было не очень красиво.

Я вздыхаю и смотрю на неё, щурясь от холодного октябрьского солнца.

– Мне всё равно, как это было, Дженна. Правда. И теперь мне всё равно, что вы обо мне думаете.

– Клянусь, я не знала, какое слово она там напишет, – мямлит Дженна. – Она просто сказала, что хочет кое-что написать, но я не знала, что именно.

– Дженна, это уже не важно.

Я встаю, зажав блокнот под мышкой.

– Если бы кто-нибудь захотел испортить дорогую тебе вещь, я бы помешала. Если бы тебя обзывали, я бы сказала им замолчать. Так поступают друзья. И просто хорошие люди. А ты стояла и смотрела.

– Никто не знал, что делать, – возражает она, заливаясь краской.

– Одри знала. И мистер Эллисон.

– Одри. – Дженна закатывает глаза и раздражённо фыркает, услышав имя моей подруги. – Адди, она странная. Она выглядит не как мы и разговаривает не по-нашему.

– Мне не нужно, чтобы мои друзья выглядели как я, – резко отвечаю я. – Или так же разговаривали. Мне не нужно, чтобы им нравилось то же, что и мне. И мне даже не нужно, чтобы они думали как я. Но мне нужно, чтобы они заступились за меня, если кто-нибудь захочет написать гадость на книжке, которую мне подарила сестра.

Я прохожу мимо Дженны и перепрыгиваю через забор. И не оглядываюсь.

⁂

Киди, кажется, уже лучше. Наконец-то.

Мама, папа, Киди, Нина и я гуляем в джуниперском лесу. Мы хотим посмотреть на дерево, которое тревожит меня уже столько недель.

Мама с папой, конечно, не обрадовались инциденту с Эмили. В школе назначили встречу, но родители Эмили всё отменили, когда та в конце концов призналась, что это она написала то слово и порвала мой тезаурус. Мама с папой написали на мисс Мёрфи жалобу. Теперь, когда погода портится, мы с Одри всё чаще обедаем в библиотеке, и я попросила мистера Эллисона помочь мне закончить речь к собранию комитета.

И вот мы всей семьёй идём по лесу и наслаждаемся последними осенними днями.

– Нельзя, чтобы подобное повторилось, – решительно говорит мама.

Я киваю:

– Я знаю. Не нужно было драться.

– Я вообще-то не это имею в виду, – говорит мама. – Я знаю, что ты раскаиваешься. И понимаешь, что так себя вести нельзя. Но Эмили поступила отвратительно.

– Это точно, – хором отзываются папа и Киди.

– Она сделала это нарочно, чтобы тебя обидеть, – продолжает мама. – Если бы ты поступила так по отношению к кому-нибудь, я бы очень встревожилась.

Да уж, мне никогда даже в голову не приходило портить чьи-то вещи и писать на них нехорошие слова.

– Я просто случайно кое-что увидела, – говорю я, и все смотрят на меня.

– Что? – напряжённо спрашивает мама.

– Когда я была в книжном, пришли Эмили с папой. – Я опускаю взгляд. – Её папа вёл себя довольно грубо и велел Клео заказать несколько книг для малышей, потому что Эмили плохо читает и отстаёт от остальных.

Мама шумно вздыхает и качает головой.

– Ну, это кое-что объясняет, – говорит папа.

– Она нападает на тебя, потому что ты очень хорошо читаешь, – объясняет Нина. – Люди вроде неё обычно так и поступают. Издеваются над тем, что у других получается хорошо. Потому что сами так не могут.

Мне это не кажется очень уж логичным. Как и всё, что касается унижения других.

– Адди. – Голос у мамы строгий, но она не сердится. – До этого случая с тезаурусом Эмили оскорбляла тебя, обижала?

– Ну, – мой мозг воспроизводит воспоминания, проигрывая их, как в кино. – Пару раз она назвала меня тупой. И сказала, что никто не хочет со мной обедать. И что сотни лет назад меня бы сожгли как ведьму.

Издав странный звук, мама замирает как вкопанная. Папа тут же сжимает её плечо, и они безмолвно переговариваются, но я, как всегда, не понимаю, о чём.

Киди отбрасывает назад волосы и смотрит на меня, её лицо уже не такое бледное.

– Адди, что делали жители Джунипера, когда их соседок ложно обвиняли в ведьмовстве и выволакивали