И тут он что есть силы закричал:

– Да где же вы, остолопы, где вы?!

После этого крика входная дверь едва не вылетела. В гостиную домишки ворвались трое в черных куртках, в черных вязаных шапочках и черных повязках, закрывающих лица до глаз. Один был высокий старик, другой – кривоногий дедок-коротышка, третий – моложавый мужчина атлетического сложения. Все трое наготове держали револьверы. Ворвались и замерли, глядя на зеркало, откуда на них сейчас с гневом, яростью и ненавистью смотрела женщина в старинном платье.

– Что так долго? – рявкнул Горецкий. – Да стреляйте уже, чего тянете?! Я готов – готов сдохнуть!

Трое долго не думали. Вытянули руки с револьверами, нацелились на него и дали первый залп. Тело Горецкого выгнулось, он отступил от ударной волны в сторону зеркала, а потом залпом прозвучали и другие выстрелы. Они целились ему в грудь, били в зеркало, которое тотчас покрылось трещинами, и в женщину, которая стояла в темном коридоре за преградой. Она тоже дергалась от попаданий, теряя силы и отступая назад. Серебряные пули не шутка! Но, Господи, что было с ее лицом! Она превратилась почти что в зверя в эти мгновения, в раненого монстра, которому хочется одного – разорвать всех на части. Но досмотреть на деяния рук своих бесстрашные стрелки не успели – зеркало обрушилось и рассыпалось, открыв за собой заводскую фанеру.

А потом в эти осколки, держась за раны, рухнул на колени и Горецкий.

– Благодарю, господа, – едва прошептал он. Но ему хватило сил пошутить: – Быть на вершине мира, курить на Луне бамбук, – он уже едва хрипел, – владеть Еленой и сдохнуть от рук таких болванов! – Он уже захлебывался кровью. – Как же низко я пал…

И повалился набок. Глаза его стали пустыми. Горислав Игоревич умер почти сразу же, сжавшись на боку в позе зародыша, стиснув что есть силы руки на груди и поджав к животу колени.

Крымов, Долгополов и Разумовский, в масках похожие на комических грабителей, стояли над ним и молчали, глядя, как бурая кровь растекается по полу и между осколками зеркала.

– Дело сделано, – резюмировал Крымов. – Из праха в прах.

– Он выбрал мудрый конец своей жизни, – подхватил Кирилл Кириллович, пряча револьвер в карман пальто. – Теперь он им не достанется – в его голосе я слышал неподдельное раскаяние.

Долгополов мрачно хмыкнул:

– Прощайте, Иоганн Фауст! Пятьсот лет я бегал за вами по пятам! И вот он – финал. Где же литавры и медь?

– Агриппа Неттесгейм тоже был бы доволен, – вздохнул детектив.

– Еще как был бы доволен! – согласился Антон Антонович. – Ну что, пора валить из этого дома? Скоро сюда понаедут ваши бывшие коллеги, Крымов. Попробуй объясни им, кто это был, кто мы сами и что тут произошло.

– Да, – согласился детектив. – Уходим по-английски.

Кирилл Кириллович и детектив уже подходили к дверям, когда коротышка-старик, поотстав, оскорбленно засопел у них за спиной:

– И все-таки…

– Что? – Крымов и Разумовский обернулись одновременно.

– Мы остолопы и болваны? – взглянув на труп, с опозданием возмутился Антон Антонович. – Я остолоп и болван?! Каков же наглец этот профессор философии! В аду ему было бы самое место.

Эпилог

1

Утром они вылетели в Царев, надо было поскорее смотаться из города, где они совершили столь злостное преступление, а в обед уже сидели в садике у Антона Антоновича Долгополова и пили чай с вареньем. Под наливку и пирожки.

– Так значит, вы Зорро? – отчасти скептически спросил Крымов.

– А чем плох? – возмутился недоверием коллеги Антон Антонович. – Чем плох?

– Да нет, всем хороши.

Долгополов прищурил глаза на гостя:

– Вам рапиру показать?

– А у вас есть рапира?

– У меня-то есть. А у вас?

– А у нас в квартире газ, – отшутился детектив.

– Вот и я о том же. У вас есть рапира, Крымов?

– У меня рапиры нет.

– Ну вот, какой вы тогда Зорро? А вот у меня есть.

– А я и не претендую на столь почетное звание, между прочим.

– А вы попретендуйте! Кто вам сказал, что это не обо мне слагали легенды? Что это не я был народным героем Латинской Америки?

Крымов вздохнул:

– Давайте-ка лучше выпьем, а то вы какой-то нервный больно, Антон Антонович. Поездка в Москву на вас подействовала удручающе. Да еще перелет в Сибирь, там и совсем ужас был. Я сам едва оклемался…

Андрей разлил наливку по стопкам. Но в Долгополове все еще бурлило и клокотало подозрительное возмущение.

– Знаете, сколько этой рапире лет?

– Ну сколько? Сколько вашей рапире лет?

– Много!

– Я так и думал.

Они выпили.

– Двести! А знаете, кто мне ее подарил?

– Кто?

– Конь в пальто. Симон Боливар, вот кто. Мой старинный друг, между прочим. Или вы считаете, что Зорро должен обязательно быть двухметрового роста, как каланча?

– А, вот откуда ноги растут, – понял Крымов. – Теперь ясно. Рост! Давайте выпьем еще. Подобреете, может быть.

– Может быть, и подобрею. А может быть, и нет. Давайте выпьем и тогда посмотрим.

Они выпили еще. Молчком закусили яблоками из сада Антона Антоновича.

Крымов бросил вопросительный взгляд на старшего товарища:

– Значит, вы уверены, что Агриппа Неттесгейм – это…

Последнее слово, местоимение, так и застыло у него на устах.

– Уверен.

– На все сто?

– На все тысячу.

– Ясно.

– Тогда скажите, Антон Антонович, как же пятьсот лет назад Фаусту удалось вырваться из лап своего нанимателя? Я все-таки не совсем понимаю.

– Договор, – задумчиво кивнул бодрый старик. – Все дело в договоре, подписанном кровью. – Он потряс съеденным на треть яблоком. – Эта святыня, Крымов, ненарушима, а Фауст оставил в нем для себя лазейку!..

2

Они остановились на дороге среди зеленых горных вершин, которые открывали панораму небольшой альпийской деревушки Кицбухель на берегу волшебного горного озера Аден.

Агриппа Неттесгейм держал узду своего черного коня, Антоний Августин – осла Апулея. Бодрый старик ничуть не изменился за прошедшие годы, а вот рыцарь осунулся лицом, и бороду его побила седина. Но глаза горели все тем же праведным огнем, как и прежде. Сердце его было все еще крепко и молодо и готово к бою.

Это было долгое время поиска, но вот и оно подошло к концу.

Они въехали в горную деревушку. В таких вот закутках, подальше от цивилизации, и селятся изгои и беглецы. Запирают двери на десять замков, и даже ближайшие соседи видят «этих чужаков» крайне редко.

– Где у вас живет Йозеф Фукс? – спросил рыцарь у первой молодой крестьянки,