– Если вы спросите меня, почему начиная с 2003-го года, когда все повторилось, следствие по делу Сфинкса не возобновили, то я не знаю. Мне сразу после суда над Швецом предложили перейти на административную должность в Прокуратуре, возглавить один из отделов кадрового управления, и я согласился. Звание выше, оклад больше и работа не в пример спокойнее, а мне ведь было уже далеко за сорок. Игорь уволился из органов, ушел на пенсию, как только выслуга наступила, в сорок пять лет. Но мы оставались в курсе дел, и когда узнали про семнадцатилетнюю девушку, якобы покончившую с собой, обмотав голову пленкой и обвязав запястья под коленями строительной стяжкой, у которой из бедра был выхвачен кусок плоти, то это стало как будто жутким посланием, потусторонним приветом для нас лично. Особенно когда все повторилось и снова, и снова. Игорь от этого запил: с женой он развелся, дети разъехались кто куда и не навещали; он почти перестал выходить из дома, страшно растолстел и, когда я в последний раз видел его, практически врос в кресло с пепельницей на одном подлокотнике и стаканом коньяка на другом. В том кресле его потом и нашли мертвым. Это случилось в 2011-м, а в 2013-м я, хоть и давал себе слово больше не интересоваться этим делом, опять узнал про задушенных девушек со следами укуса. Пять лет назад я подумал было, что все закончилось, но если вы говорите, что Сфинкс вернулся… Нет, немыслимо. Ему должно быть лет сто, если не больше.

– Есть гипотеза, что это может быть подражатель, – предположила Алина.

– Сложно сказать, – отозвался Кравченко. – Подражают обычно хорошо известным преступникам, а дело Сфинкса до сих пор засекречено и недоступно без специального допуска. Я думал о том, что он не один; что это несколько психопатов с каким-то странным видом перверсии, которая заставляет поступать их именно таким образом, некая новая порода сумасшедших убийц: бывают же сходства, иногда поразительные, в повадках маньяков со схожим расстройством психики. Хотя в последнее время я вообще предпочитаю об этом не думать. И, если уж говорить начистоту, вам тоже на эту тему размышлять не советую. Во всем, что связано со Сфинксом, чувствуется присутствие чего-то, с чем мне за несколько десятилетий работы в розыске и следствии сталкиваться не приходилось, а я, поверьте, повидал такого, что большинству не являлось даже в кошмарах.

– Спасибо, – отозвалась Алина. – Я это учту.

Она собралась уходить.

– Уже покидаете нас? – расстроенно спросила Аглая Романовна, выглянув в коридор из кухни, где что-то негромко шкворчало. – А я думала, пообедать останетесь. У нас редко бывают гости, сын с внуками если раз в месяц заедет, и то хорошо.

– Молодость, молодость! – Кравченко снова стал похож на бодрого, жизнерадостного дедушку. – Все торопятся, всё хочется успеть!

Он помог Алине одеться. Она взяла сумочку и вдруг вспомнила:

– Кстати, откуда взялось прозвище Сфинкс?

– Это не я, – ответил Кравченко. – Это один мой приятель придумал, Витя Адамов, мы некоторое время в Главке служили вместе. Он во втором отделе работал, ловил разбойников и грабителей, вел, кстати, довольно известное дело «вежливых людей», не слышали о таком? Нет? Витя вообще был всегда парень интересный, с большим кругозором, хотя и со странностями: иногда, например, мог вдруг встать и чертыхаться начать, глядя куда-то перед собой. Между прочим, он женился на Леночке Смерть… то есть, простите, на Сидоровой Елене, которая, к слову, несколько лет работала с Левиным и была с ним очень дружна, говорили едва ли не про роман…

– Так почему Сфинкс?

– Ах, ну да. Тут все просто. Витя сказал как-то, что сфинкс в переводе с древнегреческого означает «душитель».

На улице подул ветер, зашумел в тяжелых красно-рыжих древесных кронах, понес по воздуху редкие холодные капли. Алина села в машину. Выезжая со двора, она бросила взгляд на третий этаж: Кравченко стоял у окна и смотрел вслед.

Она выехала на проспект Энгельса и позвонила Зое. Та не ответила, но написала в ответ: «Пока не могу говорить, все норм, решаем». Алина набрала еще один номер.

– Ахмаджон, привет…

– Адахамжон, простите, – ответил он. – Здравствуйте, Алина Сергеевна!

– Да, конечно, Адахамжон, извини, – поправилась она. – Помнишь единственную свидетельницу по делу Сфинкса? Раиса Игнатьева, она еще давала показания против Швеца?

– Безусловно.

– Можешь найти? Было бы хорошо с ней пообщаться. И приезжай сегодня вечером, если сможешь: я расскажу, как поговорила с Кравченко, есть кое-что интересное.

Адахамжон перезвонил через полчаса, как раз когда Алина, бранясь про себя, с усилием открывала чугунную створку ворот во двор офиса.

– Алина Сергеевна, Игнатьеву я нашел, но пообщаться с ней не получится. Неделю назад она покончила жизнь самоубийством. Повесилась у себя на даче.

Глава 9

Ночью мне не спалось.

Я вернулся в свою комнату далеко за полночь; можно было бы отправиться и в Библиотеку, но я был слишком возбужден и одновременно рассеян, чтобы сосредоточиться на чтении, а потому, не зажигая света, устроился на стуле с бутылкой шампанского и, положив ноги на низкий подоконник стрельчатого окна, смотрел во внешнюю тьму. Праздник еще продолжался: должно быть, как раз сейчас торжественно выносили торт, украшенный яблоками, виноградом и злаками, древними символами плодородия и осеннего равноденствия. Сквозь толстые стены и перекрытия звуки из Большой гостиной едва доносились на третий этаж, и скорее ощущались, чем слышались; тихими серебристыми перезвонами, словно из потустороннего мира, играл рояль. Двор был еще ярко освещен, сверкала бегущая влага в фонтане, и фонари под сводами исполинских деревьев золотистым пунктиром вдоль аллеи старого парка уходили во мрак, к невидимому горизонту, где тьма стирала границы меж безднами моря и неба.

Около двух часов гости начали разъезжаться. По аллее к невидимым отсюда северным воротам потянулись рубиновые огоньки габаритных огней. Я приоткрыл форточку; вместе с влажным бодрящим воздухом ветер донес оживленные голоса и смех с террасы: похоже, что праздник удался. Сначала автомобили отъезжали один за другим, потом их череда стала реже, пока в четвертом часу утра последний торжественно-черный угловатый внедорожник не удалился прочь по темным аллеям, унося юную княжну Абамелик-Лазареву. Еще через четверть часа погасли фонари, и окрестности погрузились в непроницаемый черный мрак под плотным пологом нависших тяжелых туч.

В дверь постучали. Я зажег настольную лампу – внутри Усадьбы электричество еще не отключили, – и поднялся, чтобы открыть. У порога стоял Скип.

– Дуэль состоится на рассвете, – сообщил он. – В семь утра Граф будет ожидать вас за подъездной дорогой на пустоши неподалеку от Восточной башни. Ваш