Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 77
свет, мерцавший перед моим духовным оком: спокойное и исцеляющее сияние истины, подобное солнцу в витраже…
И еще, кажется, повествователь рассказал о встрече с богиней или нимфой, открывшей ему тайное знание через любовь… Видимо, это указывало на постижение не через ум, а через сердце. Я дал себе слово поразмыслить над этим.
Следовало еще раз вопросить Ломаса о верном пути и обратиться затем к гримуару. Но прежде надо было найти лабораторию Эскала. От этого зависела моя жизнь.
К счастью, дело оказалось несложным.
Я обнаружил тайное помещение по тому самому запаху навоза, который сгущался в моих покоях уже много дней.
Смрад особенно усиливался в комнате с портретами Скалигеров и камином. Сначала я думал, что вонь приносит со двора. Потом допустил, что сквозит через камин. Но скоро стало ясно – источником запаха служит… просторный стенной шкаф.
Он был пуст, и его назначение казалось непонятным. В нем мог спрятаться вооруженный кинжалом телохранитель, убийца или голая женщина, пережидающая визит соперницы. Да и сам Эскал смог бы некоторое время скрываться здесь от восставшего народа.
Я отворил дверцы и осмотрел шкаф.
Его внутренняя стенка была собрана из крепких досок. На одной поблескивала странная металлическая шляпка с чем-то вроде оттиска печати. Она была небольшой, размером с монету в один скудо, и я подумал, что это узорчатый шуруп, оставленный мебельщиком вместо клейма.
Я уже видел подобный узор, но никак не мог вспомнить, где именно. Потом я случайно глянул на свои руки и увидел такую же гравировку с крестом в ромбе на одном из колец Эскала.
Я считал его печатью для сургуча. Мне и в голову не пришло, что это на самом деле ключ.
Я вставил кольцо в оттиск. Металлическая шляпка ушла в дерево, и я смог повернуть ее. Деревянная панель отворилась внутрь, и сразу стало ясно, где источник вони. Такого, подумал я, не бывает даже в конюшне, где изредка убирают.
Вход в лабораторию был найден.
Сама лаборатория оказалась большой комнатой со множеством верстаков, заставленных колбами и ретортами. Они смутно поблескивали в полутьме, и я не мог разглядеть, что внутри.
Огонька свечи в моей руке было достаточно лишь для того, чтобы понять – здесь есть все необходимое для алхимии, приготовления ядов и кто знает каких еще опытов.
Запах перебродившего навоза был невыносим.
Источником его оказалось плохо прикрытое ведро, заполненное этой субстанцией. Я открыл слуховое окно и две потолочные вытяжки, брезгливо поднял источник зловония и вынес его – сначала из лаборатории, а потом за дверь своих покоев. Затем я позвонил в колокольчик.
Я поступил так, поскольку не знал, что сказать слугам. Сквозь глазок я увидел, как Луиджи (почему-то на вызов пришел он, а не Никколо) забрал ведро и унес.
Я испытал облегчение – хоть маленькая, а победа. Такую, учили древние философы, следует одерживать каждый день. Когда комнаты проветрились, я вернулся в лабораторию, зажег лампы на стенах и начал осмотр.
Первым делом я обнаружил верстак, где Эскал изготавливал маски. Он выглядел примерно так, как я предполагал.
Деревянную доску покрывали обрывки бумаги, среди которых стоял античный бюст Аполлона. Здесь же был флакон с лаком, кисти и краски.
Думаю, что греческий бог в заговоре не участвовал – просто голова его была размером точно с человеческую. Лицо Аполлона стало черным от втертого воска, а глаза были обведены глубокими царапинами, словно кто-то пытался вырезать их ножом. Рядом стояло блюдо с полосками рисовой бумаги, пропитанной клеем – такую продают в Венеции.
Стало ясно, как Эскал делал маски – он наклеивал эти полоски на покрытый воском лик Аполлона одну за другой, а потом, когда из них собиралась маска, прорезал в ней необходимые отверстия ножом. Довольно кропотливое занятие. Потом роспись – и лак.
Здесь же был письменный прибор, чернильница и несколько очиненных перьев. Я взял перо, макнул в чернильницу и провел по клочку бумаги еле видную голубую линию.
После этого я заметил на кусочках бумаги, разбросанных по верстаку, нанесенные тем же голубоватым составом значки. Что-то вроде египетских иероглифов. Еще на бумажках были комбинации древнееврейских букв.
Эскал писал на слоях бумаги заклинания особым раствором, поэтому его маски и обладали такой силой. Но было непонятно, как он переносил в маску жизненный дух – следов крови на верстаке я не нашел.
Видимо, Эскал уносил готовую маску с собой и проводил окончательный ритуал над телом жертвы. Но это я теперь умел сам, и даже не нуждался в бумажной волоките. С другой стороны, платье жертвы я подделать не мог – секрет этого искусства, несомненно, скрывался в начертанных на бумаге знаках и символах.
В общем, трудно было сказать, кто обладал большим искусством – я или покойный. Мастеров вообще не следует противопоставлять друг другу. Это дело тупой и завистливой черни.
Эскал, однако, не продвинулся на духовном пути слишком далеко. На это указывала, например, большая пентаграмма, начертанная на полу мелом. Такие рисунки – удел дилетантов, впервые взявших в руки магический трактат, или инквизиторов, фабрикующих улики. С другой стороны, я знал, что можно быть новичком в одних областях магической науки и мастером в других.
Следующая находка озадачила меня сильнее.
Главный рабочий стол Эскала занимал почти всю стену. Именно перед ним я обнаружил навозное ведро. Сперва я избегал этого места из-за сгустившихся там миазмов, но воздух в конце концов очистился окончательно, и я решился подойти.
Столешница была накрыта длинным куском полотна. Сняв его, я увидел четыре реторты на подставках. Перед каждой была табличка с номером: 1, 2, 3, потом почему-то сразу 5. Здесь же лежал большой открытый журнал, исписанный почерком герцога.
Реторты заполняла святая вода – немного ее еще оставалось в церковном серебряном чане с крестом возле стола. Отверстия реторт были затянуты бычьим пузырем для герметичности.
Внутри сосудов плавало нечто непотребное – не то чехольчики, не то кожицы со слизью. С первого взгляда они вызвали во мне отвращение, напомнив сделанное из бараньей кишки приспособление для разврата, которое заставила меня надеть покойная Юлия.
Признаюсь, я сразу почувствовал в этом зрелище что-то недоброе – и сердце не обмануло. Но разобраться в найденном мне удалось только через несколько дней. Помог лежавший рядом с ретортами журнал.
Эскал вел в нем алхимический дневник. Шифра он не использовал, но понять его заметки было нелегко. Во-первых, дурной почерк. Во-вторых, записи совершенно точно не предназначались для других. Эскал фиксировал обстоятельства, даты и цель своих опытов, пользуясь загадочными сокращениями.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 77