— Прости, Пит, я уже! — воскликнула девица, бегом догоняя мужчину. Ей не могло быть больше девятнадцати или двадцати. Мичовски надеялся, что ей хотя бы стукнуло восемнадцать и по законам штата она считается совершеннолетней.

На девочках были минималистичные юбки, до абсурда высокие каблуки и беззастенчивые топы, оставляющие на виду максимум кожи. Не надо было тридцать лет работать в полиции, чтобы распознать в них шлюх, а в дорогуше Пите — опытного сутенера. Похоже, вечеринка обещала быть жаркой.

В течение следующего часа подъехали еще несколько авто, доставивших на бульвар Меркьюри мужчин и женщин в ярких нарядах и со специфической внешностью. Почти на всех владельцев машин в базе нашлись записи — от банальной продажи травки до избиения, коллективного изнасилования и даже до причинения смерти по неосторожности. Словом, когорта самых высокоморальных и уважаемых граждан, каких только может предложить система условно-досрочного освобождения. Мичовски чувствовал зудящее желание вызвать подкрепление и накрыть весь притон, скрутив тусовщиков хотя бы за нарушение правил условного срока, если уж совсем не к чему будет привязаться, и упечь всех весельчаков обратно за решетку, но сейчас перед ним стояла иная задача. Повезло ребяткам.

Когда последняя партия посетителей скрылась в здании, он набрал номер Центра мониторинга криминальной обстановки:

— Здравствуйте, это детектив Мичовски, отдел полиции Палм-Бич, номер жетона пять семь три семь четыре.

— Слушаю вас, детектив, — откликнулся оператор.

— У вас что-нибудь есть на адрес бульвар Меркьюри, дом тысяча сто пять, в Кингс-Пойнт?

— Повисите на проводе минутку, — попросил оператор, вбивая адрес на клавиатуре. — Отмечен как возможный наркопритон или бордель. На владельца недвижимости сейчас никаких ордеров нет. Что-то еще?

— Спасибо, нет, — ответил детектив и повесил трубку.

Он сделал несколько глотков из бутылки и вздохнул. Съеденный буррито оставил после себя жажду и нарастающую изжогу. Мичовски расстегнул поясной ремень и, откинув сиденье, принялся, кряхтя, ерзать в поисках удобного положения.

Его ждала долгая ночь.

23

Обратный отсчет

На обратном пути они снова хранили молчание. Тесс пришлось справиться с эмоциями, а также расширить круг допущенных к единственной ценной улике. Она попросила доктора Риццу просмотреть фотографии Кристины и Эстель и составить заключение: прогрессирует ли несуб в сторону агрессивности? Может ли он начать насиловать или убивать? Тесс обратилась к доку за помощью, поскольку стоило ей лишь взглянуть на снимки, как в жилах закипала кровь и ярость затуманивала рассудок, путая ход мысли и мешая размышлять логично.

Она пыталась понять, почему эта форма насилия вызывает у нее такую болезненную реакцию, и вспоминала вчерашний разговор. Никаких потеков крови по стенам, одна из жертв до сих пор жива. Жива — для чего? Чтобы страдать и скрываться? Чтобы утратить свою привычную жизнь, влачить существование под гнетом стыда, увядать и молить о забвении? Возможно, жизнь человека — лишь череда дней, отмеченных общепринятым восприятием его имиджа, эмоциональных проявлений, достижений и связей? То, что речь идет не о физической боли, не облегчает страданий. Похитителю жизней это прекрасно известно. Пусть сердце Эстель бьется, но она не выжила. Она приняла смерть десятого мая в полночь от невидимой безжалостной руки.

Тесс открыла конверт, который коронер вручил ей на прощание, и прочитала написанную от руки заметку, прикрепленную скрепкой к распечаткам фотографий.

«В подавленном желании насилия несуба отчетливо прослеживается прогресс, — отметил Рицца. — То, как размещена на кровати Кристина, указывает на бережливое отношение к жертве и сессии. Ее тело аккуратно уложено, под голову подложена подушка, конечности художественно согнуты, волосы аккуратно причесаны. В случае с Эстель он не проявил никакой заботы. Мне кажется, главный вопрос, который нам стоит себе задать сейчас, — почему не произошло сексуального контакта? Если бы я играл на тотализаторе, я бы поставил на то, что таковой произойдет в следующий раз. Остальное за вами. Возможно, твой приятель из Отдела поведенческого анализа скажет что-то более конкретное».

Тесс отложила записку и поглядела на фотографии, сначала Кристины, потом Эстель, пытаясь сохранять спокойствие и способность аналитически мыслить. А ведь доктор прав: фотографии первой девушки отдают вкусом и даже стилем; ее тело расположено и освещено так, что напоминает лучшие фотосессии журнала «Плейбой», а не антологию порнухи для дальнобойщиков. Пуховое одеяло аккуратно отогнуто, лампы, словно в роскошной студии, ярко высвечивают одни изгибы тела, оставляя в многообещающей тени другие.

Фотографии Эстель стремились скорее к порнографии, нежели эротике: никакой заботы об обстановке, композиции и освещении. Налицо было развитие презрительного отношения к жертве, усиление желания показать ее в унизительном положении. Несуб хотел причинить ей ущерб на принципиально ином уровне, нежели Кристине. Выставлял тело Эстель напоказ, отражая свое отвращение и неприязнь к ней — или же ко всем женщинам. Но также давал зрителям увеличительное стекло, через которое они не могли видеть ее иначе чем биомусор, грязную, заносчивую и незаслуженно обласканную девку. Ни в коем случае не как звезду, не как поп-идола.

Могло ли это говорить о том, что несуб более пристрастно относился к Кристине, чем к Эстель? Первая жертва серийного убийцы часто наиболее значима, это, как правило, кто-то близкий преступнику, кто-то, кто перешел ему дорогу, пробудив затаенные чувства и мотивируя перейти черту, пролить первую кровь.

А может, дело попросту в том, что Бартлетты ушли из дома и он чувствовал себя в большей безопасности, зная, что остается один на один с беспомощной жертвой? Во втором случае, несмотря на собранность и организованность несуба, присутствие родителей на втором этаже вызвало у него стресс. К сожалению, недостаточно сильный, чтобы преступник допустил ошибку. Не в этот раз.

Неоспоримо было одно, и здесь Тесс могла поклясться в правоте доктора Риццы: несуб стремительно прогрессировал. Следующая атака окажется еще более злобной, еще более убийственной. В который раз тревожная мысль посетила специального агента, и, когда Фраделла припарковался и заглушил двигатель, она спросила:

— А что, если он уже сделал это? И теперь вновь ждет, когда фотографии станут вирусными?

— Так ведь Донован уже искал всех потенциальных жертв со схожими