– Мы занимаемся расследованием убийства.

Стало тихо; только дождь монотонно шелестел за окном и крупные капли нервно стучали по железным откосам окна. Теперь все смотрели на Алину. Терять было нечего, и она продолжила:

– Точнее, целой серии убийств, совершавшихся на протяжении многих лет, и решились побеспокоить вас потому лишь, что имеем основания считать убийцей вашего деда.

Сжимавшие перчатки пальчики разжались; припухлые нежные губы Машеньки дрогнули, но не проронили ни слова, и только глаза сделались испуганными и одновременно как будто просящими, как у ребенка, которому собираются прочесть страшную сказку, какую он уже знает, но надеялся больше никогда не услышать.

Теперь уже скрывать и умалчивать что-то не имело никакого смысла. Алина взялась рассказывать обо всем с того памятного и как будто очень далекого ныне вечера, когда на месте Машеньки за столом сидела, комкая носовой платок, Катерина Ивановна Белопольская, до загадочных генетических исследований покойного Генриха Осиповича Левина и трагической гибели в «Приморской башне» Анны Бахметьевой и ее родителей. Машенька слушала неподвижно, словно оцепенев; в восхитительно синих глазах начинали блестеть сапфировые слезы, а во время рассказа о судьбе злосчастной Раисы Игнатьевой и ее дневнике она побледнела и вдруг покачнулась в кресле так, что Зоя поспешила налить ей стакан воды. Машенька стискивала его в руках, время от времени отпивая воду маленькими глотками, пока Алина продолжала говорить, то глядя на нее широко распахнутыми глазами, то будто бы уходя в свои мысли. Наконец с рассказом было покончено; все опять замолчали; в тягучей тишине медленно тянулись секунды, и вот тогда Машенька наконец произнесла:

– Мой дедушка был настоящим чудовищем.

Алина подумала, что знает как минимум одного человека, который бы абсолютно согласился с таким мнением. Однако, как следовало со слов Машеньки, к определению покойной полубезумной швеи могли бы присоединиться и другие.

– Дедушка ломал всех, кто имел несчастье повстречаться с ним на жизненном пути, – заговорила она. – На работе сотрудники трепетали и подчинялись беспрекословно, исполняя любую его волю, а тех, кто пытался как-то противиться, он без всякого сострадания понижал в должности или увольнял вовсе, и не просто так, но употребляя затем все свое влияние – а он был очень влиятельным человеком в науке! – чтобы изгнанный им человек получил, что называется, «волчий билет» и чтобы карьера его оказалась погубленной безнадежно. В институте, где дедушка преподавал, его лекции были единственными, на которые приходили все без исключения, не решаясь не только прогулять, но даже и пропустить по болезни, ибо была прекрасно известна его мстительность, и того, кто хоть раз не явился на занятия, ожидали неизбежный провал на экзаменах и переэкзаменовках с последующим отчислением. Все должны были записываться в специальные листы посещения, причем у дедушки имелся специальный человек, сверявший почерка, которыми студенты заносили в эти листы свои имена, и горе тому, кто вдруг оказывался записан разной рукой. Рассказывали об одном студенте, которого дедушка преследовал так жестоко, сперва изгнав, а потом препятствуя восстановиться и даже поступить в другие медицинские институты, что несчастный покончил с собой, бросившись под поезд в метро. Но еще более, хотя в это трудно поверить, дедушка проявлял свой чудовищный нрав в семье…

Машенька прервалась и судорожно перевела дыхание. Алина удивлялась происшедшей в ней скорой и разительной перемене: из юной властной гордячки, сумевшей смутить двух куда более взрослых и повидавших жизнь женщин, она на глазах превратилась в беззащитную девочку, почти подростка, так что даже черты лица ее, оставаясь безупречно красивы, как будто чуть истончились и стали более узкими плечи.

– Я не знала своей бабушки, она умерла еще до моего рождения, и мне кажется, что дедушка сыграл в ее ранней смерти не последнюю роль – нет, не прямо, конечно, но тем не менее. Мой отец рос без матери, под абсолютным влиянием деда, и тот полностью сломал ему то, что обычно называют характером, совершенно покорив своей воле. Папа не мог сам решить, где ему учиться, чем заниматься в жизни; дело кончилось тем, что дедушка не только заставил его работать на себя, но даже заставил жениться на девушке, которую сам же выбрал из числа своих подчиненных и принудил к браку с отцом. О, как это на него похоже: утверждать свою власть над чужими жизнями!.. Вот почему я не осуждаю маму за то, что она в итоге не выдержала и ушла, буквально сбежала, бросив меня и брата, хотя и очень любила нас, я это чувствовала. Не знаю, известно ли вам, что такое остаться без материнской любви…

Алина почувствовала, как в сердце ей словно вонзилась ледяная игла.

– Мне известно, – сказала она.

Машенька взглянула с благодарностью.

– Тогда вы меня понимаете… Отец совершенно не знал, что с нами делать: Вольдемар был предоставлен самому себе и ходил в какую-то школу, а меня сначала пристроили в круглосуточный детский сад, а потом – и это был настоящий кошмар! – отправили жить к дедушке в его квартиру на Мойке. Там прошли самые страшные годы моей жизни. Нет, дедушка никогда не бил меня, пальцем не тронул, но ему и не нужно было: он обладал каким-то совершенно жутким, мертвящим магнетизмом, таким, что дыхание останавливалось от ужаса, а тяжелый гипнотический взгляд вызывал оцепенение. Когда он входил в дом, невозможно становилось ни бегать, ни играть, даже как будто просто дышать было сложно. Я пряталась в своей комнате под одеялом с куклами и шептала им успокоительные слова. Даже наша няня, Обида Григорьевна, женщина жестокая и нимало нас не любившая, в сравнении с дедушкой казалась доброй феей-крестной из сказки. Но еще хуже было летом, когда приходилось вместе с дедом ездить в Усадьбу Сфинкса…

– Туда, где находился тот самый Экспериментальный филиал Института генетики? – уточнила Зоя.

– Да, но к тому времени там уже ничего не было, кроме огромного, похожего на заброшенный замок здания, стоявшего в запустении и напоминающего разом все зловещие дома из фильмов ужасов. Мы ненавидели это место: там было постоянно холодно, даже если лето выдавалось солнечным, что редкость в