А это очень огорчало и все сильнее расстраивало. Дошло до того, что он перестал мечтать. А вечерние мечты были хорошие, позитивные. Так, перед тем как уснуть, Ремизов грезил открыть когда-нибудь производство: построить и какой-нибудь заводик, и складик для оптовой торговли соорудить, и для душевного отдохновения открыть молочную фермочку, чтобы пить по утрам свое молочко и намазывать на булочку только ему принадлежащее сливочное маслице. Когда воспаленное жадностью воображение, не знающее преград и здравого смысла, самыми что ни на есть кислотными красками рисовало его личное капиталистическое будущее, он именно так и лепетал, мысленно употребляя только уменьшительно-ласкательный способ словообразования: «заводик», «фермочка», «молочко» и «маслице».

А как жить, не мечтая?! И однажды он решил действовать, не только догнать областных богатеев, но по возможности и перегнать их в капиталистическом соревновании. Злость – плохой советчик, но других не было. И Ремизов, проклиная все подряд, решил наверстывать упущенное кардинальным способом: брать в долг большие суммы, и долг этот накапливать, не отдавая. Бизнес получился спорным, но доходным. А на тех, кто особо настойчиво требовал возврата присвоенных средств, он, ни минуты не сомневаясь, писал заявление в милицию. Мол, рэкет это все, вымогательство, спасите Христа ради, не дайте пропасть честному человеку! И кто ему судья? Когда цель оправдывает средства, это вовсе не преступление, а движение вперед. Поди потом, когда он станет миллионером, разберись, на какие средства он отстроил свою «империю» и каков в них процент жульничества и обмана! Победителей не судят.

* * *

Об исчезновении бизнесмена Ремизова, владельца небольшого кооператива в Кочине, Большаков узнал одним из первых. Агент из группировки Хрома ему «крякнул», что пропал «тот самый черт», которому в Кочине многие, в последнее время особенно, хотели собственными руками свернуть шею. За что? В переводе с блатного на русский литературный – за беспринципность, наглость и мошенничество. Мол, не человек, а редкое по подлости кидалово, которое не стеснялось разводить и старого, и малого, и бизнесмена, и работягу, и пенсионера, и школьника. Сука, одним словом!

– А почему родственники заявление не написали?

– Боятся. Жить хотят.

– Так, понятно. И что дальше?

А дальше вот что. Для веревочки, как ни извивалась та хитро и непредсказуемо, нашелся тот, кто ее обрезал. Годами отработанная схема споткнулась на Хроме. Коммерс до того оборзел, что занял очень крупную сумму денег у криминального авторитета, а долг возвращать, ни с процентами, ни просто так, не пожелал. И угрожали ему, и на «стрелки» возили, все без толку. Нету денег, и все тут! Случилось, мол, локальное банкротство, и несчастный коммерс Ремизов ни в чем не виноват, более того, он тоже, как и Хром, жертва хитрого обмана.

Ага, так ему и поверили. Хром послушал всю эту его белиберду и приказал своим «нукерам» как следует набить ему мордасы, а после экзекуции не в больницу на излечение отправить, а тащить в областной центр прямо к нему в офис, который он снимал на первом этаже какого-то частного института. Было это неделю назад, и с тех пор о Ремизове ни слуху ни духу.

– И чего дальше? – Андрею с самого начала было понятно, что звонивший агент знает куда больше, чем сообщает, тем самым набивая себе цену. – Его что, грохнули?

– Нет, живой. Кто за него деньги будет возвращать?

– А где он, ты знаешь?

– Знаю! Но…

– Да ты не переживай, премию я тебе выпишу, останешься доволен. Так что давай колись: где он?

На другом конце телефонной линии человек довольно хмыкнул:

– Хром его к себе в зиндан посадил.

– Какой зиндан? Ты о чем? Тут не Афган.

– Я про подпол. Прямо у него в офисе. Здание старинное, с секретами, там у Хрома несколько комнат арендовано, и под одной из них огромная яма с толстыми кирпичными стенами, глубиною два с половиной метра, а сверху массивный люк. Об этом подземелье никто не знает. Мы его случайно обнаружили, когда полы перестилали. Не пропадать же добру. Получилась полноценная камера, правда без окон и дверей, но надежная. Там хоть ори, хоть визжи, никто не услышит. Там можно стрелять из пистолета, а наверху будет тишина.

– Даже так?

– Точно говорю. Сам проверял. Коммерса не слышно даже в комнате над ним. Его, кстати, уже третий день не кормят и воду дают по выдаче. Так что вы там решайте, что с ним делать. Хорошим это не кончится. А я не хочу идти по этапу, оно мне на хрен не сдалось.

В этот же день была проведена операция по освобождению Ремизова.

На обыск к Хрому ехать отказались все, и новое руководство (к тому времени Кириллов был уволен), и опера, один другого старше. Никто не хотел мести криминального авторитета, и потому, естественно, у каждого нашлись уважительные причины, чтобы не искать проблем на свою задницу. Кому-то резко поплохело с сердцем и давлением, кто-то оказался выше головы завален делами, кому-то было не по чину и возрасту бежать сломя голову на задержание. Потому и были посланы самые безотказные, для которых служба в милиции еще не перестала быть одним большим приключением.

Следователь вынес постановление на проведение обыска в офисе Хрома и вручил его Большакову и Зайцеву. Хром уже тогда учредил огромное количество фирм и фирмочек, которые зарабатывали деньги легально, и задача перед операми была поставлена конкретная: изъять все имеющиеся в наличии документы, чтобы потом внимательно изучить движение денег на счетах. В те годы еще не сажали за незаконное лишение свободы и захват заложников, эта статья появилась позже, но вдруг Хром совершал какие-либо мошеннические действия и его удастся задержать не только за вымогательство.

СОБРа тогда еще не было в Шестом отделе, и силовую поддержку оказал ОМОН. Люди в масках вытащили из подвала исхудавшего мужика с безумными глазами и первым делом спросили:

– Ремизов?

– Ремизов!

– Ты чего тут делаешь?

– Меня взяли в заложники.

– Почему?

– Потому что Хром с меня деньги требует.

– Заявление писать будешь?

– Буду. Только дайте водички попить!

Выхлебал трехлитровую банку воды из-под крана и тут же накорябал заявление, в котором,