– Значит, поползёшь.

Матвей посмотрел на меня безумным взглядом. Он, как и я, понял, что сделала его мать: она всё же нашла способ позвать на помощь, скорее всего, телефон был у неё в кармане, и она нажала на повтор последнего вызова, и теперь мы могли слышать, что там происходит. Слышать, но не видеть.

– Что, не узнаёшь места? – насмешливо спросила Мария.

– Нет, – немного неуверенно ответила ей мать Матвея.

– Ничего, скоро узнаешь. Скоро я освежу твою память.

– Послушайте, я… Я не понимаю, что происходит? Зачем вы всё это делаете?

– Не притворяйся глупее, чем ты есть. Я ни за что не поверю, что ты действительно не понимаешь, – ответом ей было лишь шумное дыхание, где-то вдалеке треснула ветка. – А даже если так, я тебе напомню. Ангелина. Это имя тебе ничего не напоминает?

Мы с Матвеем тревожно переглянулись. Тут бы самое время порадоваться, что мы были правы в своих догадках, но… Радоваться почему-то не получалось.

– Не молчи, я вижу, что это имя тебе знакомо. Что, не хочется говорить о ней?

– Послушайте…

– Нет, это ты послушай. Ты натравила собаку на мою мать!! Впрочем, сейчас сама всё вспомнишь, хотя бы это место.

– Чёрт, – тихо проговорил Матвей. – Куда они ездили много лет назад на пикник? – спросил он. – Где случилось нападение на Ангелину? Ты помнишь, что говорил тот охранник из школы?

– Да… Да, и сейчас… – Я зажмурилась, пытаясь вспомнить слова пожилого мужчины. – Старая псарня, развалины старой псарни графа Жильё. Именно так он сказал: живописные места, развалины, по которым любят лазить дети… – Я ещё говорила, Матвей уже открыл дверцу машины, сел за руль и повернул ключ зажигания. Я устроилась рядом, телефон, в котором продолжали раздаваться голоса, мужчина вставил в держатель на приборной панели и напряжённым голосом попросил: – Позвони в полицию.

– Лучше свёкру, Валентин Иванович сможет их убедить куда лучше меня, – проговорила я, тут же набирая номер. Матвей не возражал. Кажется, он был полностью сосредоточен на дороге, он надавил на педаль газа, и машина с визгом вылетела с больничной стоянки.

– Валентин Иванович, – проговорила я, как только свёкр взял трубку, – у нас есть предположение… Нет, мы почти уверены, что знаем, куда Мария Ничеева повезла Амелию Литову, это развалины старой псарни. Именно там предположительно её мать, Ангелина, получила травму от собаки Литовых.

– Понял, – кратко ответил свёкр, – сейчас свяжусь с коллегами.

– Какая говорящая фамилия, – с некоторой злостью повторил Матвей. – Нечеева. Видимо, дали в приюте.

А мне в этот момент почему-то вспомнился отрывок из фильма «Неуловимые мстители», когда у Васьки-Цыгана спрашивают фамилию, а он говорит, что у него её нет, что его всегда все звали просто Цыганом. И тогда его тут же переименовывают в Цыганкова. Да, видимо, так в приюте ничейные дети и получают фамилии.

– Нет, прошу вас… – снова раздался в телефоне голос Амелии Литовой.

– А почему вы не просили Ангелину? – зло спросила оперативница. – Наверняка выкинули как мусор и забыли.

– А ты? Ты называешь ее матерью, но сама с ней разговаривала? Ты её спросила? Хочет ли она всего этого, – сказала женщина, а я почему-то представила, как она поднимает руку и обводит округу. Матвей выругался и вывернул руль так, что машину едва не занесло. Он, как и я, понимал: сейчас не время для апломба. Сейчас самое важное – потянуть это самое «время», а не провоцировать.

– Твоё молчание очень красноречиво, – тяжело дыша, заметила Амелия Литова.

– Заткнись.

– Ты ведь даже не знаешь, где она и что с ней, не так ли?

– Можно подумать, вы знаете?

– Знаю, – с некоторым превосходством сказала женщина. – Она в доме-интернате для людей с ментальными отклонениями в Ильинском. Это недалеко от Ульска, здесь же на побережье…

– Я знаю, где Ульск, я там выросла, – перебила её Мария Нечаева.

– Валентин Иванович сказал, что новорождённую девочку отправили именно в Ульск, – шёпотом сказала я Матвею, когда автомобиль выехал из города.

– Какого черта она там делает?

– Она так и не оправилась от того случая, не завела семью...

– Все из-за вас… богатеев, которые считают, что им все можно, – со злостью произнесла Мария Ничеева.

– А ты считаешь иначе? Судя по всему, нет. Знаешь, ты хорошая актриса, – пожилая женщина продолжала говорить, несмотря на тяжёлое дыхание, судя по которому они явно куда-то шли. – Там у нас в доме, когда ты привела пса в мою спальню, а потом так натурально удивлялась наличию тайных ходов… Я тебе поверила. Все тебе поверили. Интересно, а как ты доставляешь пса в нужное место? Не по наводке же ведёшь?

Мария Ничеева не ответила, и некоторое время в трубке раздавалось лишь шумное дыхание пожилой женщины. Матвей выехал на трассу и прибавил газу. Я схватилась за ручку двери.

– А… Фургон, – вдруг произнесла женщина спустя несколько томительных минут. – Конечно, фургон, именно на нём ты перевозишь пса.

– Я видела его, – торопливо заговорила я. А Матвей бросил взгляд на меня и снова сосредоточился на дороге. – Сперва там у клуба, а потом около вашего особняка. Я выходила забрать вещи, когда думала, что буду у вас ночевать, – бестолково объясняла я. А потом ещё одна мысль, такая простая, ясная, пришла в голову, что я даже немного разозлилась на себя, что не догадалась раньше. – А ещё, когда она подъехала на этом фургоне к клубу, она вышла, в руках у неё была спортивная сумка. Понимаешь? – спросила я мужчину, но тот не ответил. – Она приехала туда тренироваться. Она член этого клуба, и только уже потом, спустя полчаса, она вызвала подмогу, наверняка что-то почувствовав или поняв, что лучше контролировать расследование самой, чем ждать, когда его начнет контролировать кто-то другой.

– Ну, ты, я смотрю, много об этом знаешь, о том, как правильно перевозить собаку, – с некоторым сарказмом ответила оперативница. – В тот день вы тоже привезли своего пса в фургоне?

– Нет, я… Послушай…

Мы тут же услышали звук, от которого у меня по коже побежали мурашки. Вернее, не так.