Матвей замолчал, явно вслушиваясь в то, что говорил ему собеседник. До меня донесся мужской голос, который явно рассказывал что-то на повышенных тонах. Мы с медсестрой с тревогой переглянулись.

— Понял. Понял. Да, если что, сразу звоните.

Матвей опустил смартфон, посмотрел на меня, но я видела, что он меня даже не видит, что в его глазах появилась какая-то тень, словно серое облако набежало на голубое небо. А потом он развернулся к медсестре и отрывисто спросил:

— Скажите, пожалуйста, кто именно из офицеров забрал мою мать? — Сейчас это была тщательно выверенная ледяная вежливость. Ему очень нужно было услышать ответ на этот вопрос.

— Это была девушка, сейчас… фамилия у нее такая говорящая…— Медсестра зажмурилась, словно пытаясь вспомнить эту самую фамилию.

— Ничеева Мария? Блондинка с голубыми глазами? — быстро переспросил он.

— Да, именно она, — с облегчением подтвердила девушка. — Она показала мне удостоверение…

Девушка ещё что-то говорила, но Матвей быстрым шагом направился к выходу из больницы. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Матвей вышел на стоянку, но я поняла, насколько он выбит из колеи, только когда он прошел мимо своей машины.

– Матвей, что происходит? – с беспокойством спросила я.

– Очнулся Сахаров, – неожиданно ответил он, хотя я думала, что он заговорит о матери. – И уже дает показания. Как выразился один из полицейских, поет как соловей. – Он выдохнул, огляделся, словно не понимая, что происходит, и повернулся ко мне. – Мы были правы. Ты была права, они собирались возродить знаменитую жильёскую породу, или только так казалось Сахарову.

– Они?

– Да. Идея принадлежала его любовнице, которая все уши ему прожужжала о славе, деньгах, признании, которые они получат, если ему удастся восстановить поголовье собак-охранников. И именно она притащила откуда-то трёх щенков неизвестной породы. Одного из них усыпили, так как он рос слишком дружелюбным. А вот двоих других… – Мужчина засунул руки в карманы. – Конечно, сейчас Сахаров валит все на подельницу, говорит, что это была её идея – натренировать псов на человека. Что он отнекивался руками и ногами, наложил на это вето, но девушка не послушалась и в тайне от него… В тайне, – Матвей повторил это слово с отвращением, – начала натаскивать собак на человека. И когда Сахаров узнал, моментально указал ей на дверь, но любимая этого не терпела и приложила его поленом по голове. На этом, собственно, всё.

– А как же собачьи бои?

– А вот это он не отрицает, понимает, что полиция нашла слишком много улик, кается и говорит, что бес попутал, но это, сама понимаешь, совсем другая статья, нежели убийство.

– Да уж… — Я не знала, что ещё сказать, разве что… – А имя? Имя любовницы, он назвал? Или она была у него безымянная?

– Я бы не удивился, если бы именно так, сочинять сказки, видимо, он мастер. Но нет, назвал. – Мужчина посмотрел мне в глаза, а потом произнёс: – Её зовут Мария Ничеева. Девушка с говорящей фамилией. Девушка, работавшая в полиции. И девушка, которая обещала прикрыть любимого в случае чего. Именно она сегодня днём забрала мою мать и увезла в якобы безопасное место.

Я почувствовала, как холод расползается по позвоночнику, как леденеют пальцы. Неужели убийца всё это время был с нами рядом? В это было очень трудно поверить. Она же из полиции, в конце концов. Теперь я понимала состояние Матвея. Или думала, что понимала, потому что к осознанию этого добавлялось ещё беспокойство за мать.

Зазвонил смартфон, я непослушными руками поднесла аппарат к уху и услышала голос Валентина Ивановича.

– Лена, у вас всё в порядке?

– Нет… То есть у нас, да.

– Понимаю, – произнёс свёкр и добавил: – Я узнал, что стало с девочкой. Её отправили в приют в соседний город, в Ульск. Это вам чем-нибудь поможет?

– Пока не знаю, – честно ответила я, а потом рассказала мужчине всё, что только что услышала от Матвея, а тот слушал меня как бы со стороны. Чертыхнулся, подошёл к своей машине и пнул колесо.

– Я вас понял. Постараюсь поднять все свои связи и ещё узнать хоть что-то. И… Лена, – добавил он совсем другим тоном, – повторяюсь: за Саньку не беспокойся. — А в следующий миг я услышала в трубке голос сына: – Мама, мама, мы видели в траве ужа, но дедушка запретил его трогать.

– И правильно сделал, я скоро приеду, — с облегчением сказала я, все-таки Валентин Иванович хорошо меня знал.

– Ага, – без особого энтузиазма ответил сын, и я поняла, что ему с дедом гораздо веселее, чем со мной.

Я убрала смартфон в сумочку и посмотрела на Матвея, беспокойство и злость отражались на его лице. А ещё беспомощность – в его позе, в его жесте, в том, как он стукнул кулаком по крыше машины.

– Матвей, я… – Понятия не имею, что я хотела сказать, что вообще можно сказать в такой ситуации и как утешить. Но он перебил меня и зло произнес:

– Бог знает, что она может сделать с моей матерью, ей очень много лет, хоть она скорее умрёт, чем пожалуется на здоровье.

– Мы знаем, – тихо ответила я, ненавидя себя за эти слова. Потому что мы действительно знали, знали, что она собирается сделать с Амелией Литовой. То же, что и со всеми остальными представителями семейства.

19

Я видела, как Матвей побледнел, я видела, как он открыл рот, чтобы что-то ответить, наверняка что-то резкое и несправедливое по отношению ко мне, но тем не менее правдивое. Но в этот момент его телефон снова зазвонил. Мужчина бросил взгляд на экран, и его лицо тут же изменилось, на нём появилась какая-то безумная надежда, он торопливо поднёс трубку к уху и почти закричал: – Мама… Мама, ты где? Что с тобой? Мне сказали… – И тут же замолчал, потом нахмурился, опустил смартфон и включил громкую связь. И тогда уже я услышала знакомый голос оперативницы.

– А теперь мы немного пройдёмся, – произнесла та.

– Но куда? – растерянно ответила Амелия Литова, и ее испуганный голос так не походил на голос той женщины, что я чуть более суток назад увидела