Он посмотрел на неё секунду, потом развернулся и пошёл обратно к себе.

Утро выдалось таким, которым грех не воспользоваться: январский холод ещё не сполз со стёкол, но из-за низкого неба светили как минимум две «лампы» – уличная и настольная, обе вывернуты ровно под её угол. Вера вошла в кафе, не снимая перчаток, и оставила на стеклянной двери идеально очерченный отпечаток – такой, каким сыщики могли бы брать след у президентов или убийц. Кафе было новое, модное, с неоновым меню и официантами, которых учили улыбаться «по-европейски», с холодком. Её любимый столик стоял наискосок от витрины, и через стекло просматривался главный фасад ювелирного салона Петровых – сегодня он был особенно наряден: два огромных баннера в духе нового русского барокко, поверх которых прилипли пожелтевшие буквы, словно семья переживала бури не только в жизни, но и на вывесках.

Вера села, скинула шарф, по привычке поправила воротник пальто и достала телефон – движением настолько отточенным, что линия шеи на секунду вспыхнула в отражении столика. Зеркалами она не пользовалась: у Веры было внутреннее, всегда работающее, и оно не давало сбоев. Губы подведены безукоризненно, тени подобраны под тон кожи, брови выщипаны так, будто каждая волосинка прошла личный кастинг. Она не смотрела на себя – это было бы признанием неуверенности; вместо этого включила рабочий режим, единственно возможный для неё способ жить.

Первые пятнадцать минут ушли на расстановку ловушек по всему фронту: на экране мигали десятки окон, каждое – с обрывком переписки или задачей, которую нужно дожать сейчас, пока противник не очнулся после вчерашней бомбардировки. Она взяла первое фото – Софья, лицо вполоборота, губы чуть приоткрыты, на шее поблёскивает тот самый чёрный ошейник, про который в университете уже три дня ходят слухи. Вера усмехнулась, быстро обработала снимок: убрала фон, приглушила края, поверх вывела мягкую акварельную подпись – «Новая коллекция: только для избранных». Затем вложила фото в письмо сразу трём адресатам: декану, заму по воспитательной и журналисту из городского паблика, который никогда не пропускал удобного повода закопать старую элиту.

– Так, – прошептала Вера, – теперь у вас будет шоу.

Она отправила письмо, не задумываясь, как его воспримут: знала, что в этом городе любой намёк превращается в доказательство, а доказательство – в приговор. Следующее окно – чат с человеком по имени «Везунчик»: за ником скрывался участник петербургской группы, давно собирающей компромат на крупных игроков рынка. Вера переслала ему скрин из бухгалтерии салона, специально обрезав поля, чтобы не было видно, кто именно стоит за махинацией. В подписи – короткое «от надёжных людей», ниже – подмигивание эмодзи.

Ещё пять минут ушли на серию комментариев под постами Лизы: Вера никогда не писала напрямую – только с фейковых аккаунтов, и у каждого была своя легенда и история публикаций. Сегодня нужно было подсветить слух о том, что младшая Петрова якобы проходила лечение у городского психиатра, и эта «информация» уже давно гуляла в родительских чатах. Вера оставила пару двусмысленных фраз: «Лучше лечиться, чем терпеть такое дома», «Зато теперь всё честно, и никто не притворяется». Смайлики она не ставила: в её мире смайлик – признак слабости.

В момент, когда на экране замигал входящий вызов с номера Елены, Вера не взяла трубку сразу: отложила телефон, сделала глоток, и только потом, слегка склонив голову, включила запись и приготовилась слушать. Она заранее знала, что будет сказано: в таких разговорах сюрпризов не бывает, всё решают детали – тон, паузы, длина гласных.

Телефон завибрировал. Имя на экране заставило её выпрямиться.

– Вера, – голос Елены щёлкнул, как удар хлыста, – жду вас в офисе через час. Не по телефону.

– Елена Викторовна, у меня запланированы встречи и…

– Отмените, – отрезала Елена. – Вы утаиваете информацию. Мне нужны все детали. Сейчас же.

Вера прикусила губу; пальцы сжали телефон крепче.

– Что именно вас интересует?

– Софья. Что с ней происходит? – в голосе Елены прозвучала сталь. – Вы обязаны были доложить мне первой.

Вера выдержала паузу, подбирая слова:

– Сейчас важнее репутация компании, а не личные переживания. Я могу всё исправить, если вы позволите действовать решительнее.

– Не учите меня вести бизнес, – холодно произнесла Елена. – Сентименты здесь ни при чём.

– Разумеется, – Вера сглотнула. – Вышлю план на вашу почту немедленно.

– И прекратите эти игры в тени. Люди уже делают ставки, кто вылетит первым. Не хотелось бы, чтобы это были вы.

Вера посидела несколько секунд, потом открыла новую задачу: закинуть на городской форум слух о том, что у Петровых сегодня будет крупное совещание, и что именно на нём решится судьба бизнеса. Она всегда действовала с упреждением: если все обсуждают твою катастрофу до того, как она случилась – это уже не катастрофа, а шоу.

В этот момент подошёл официант: тонкий, как соломинка, с идеально отточенным лицом человека, который сам не ест ничего, кроме углеводов. Он склонился, спросил:

– Будете ещё что то, Вера Андреевна?

– Нет, – сказала она, – разве что немного свежих сплетен. Что у вас нового?

Он улыбнулся, но не глазами, а только уголками рта:

– Сегодня все шепчутся о том, что Лиза пыталась вскрыть вены, а Софья наглоталась таблеток.

– И вы во что верите?

– Я ни во что не верю, – сказал он. – Я просто люблю слушать.

Вера кивнула, вытащила из сумки купюру и сунула ему в руку так, что никто в зале не заметил. Официант исчез за барной стойкой, а Вера снова взялась за телефон.

Теперь нужно было связаться с Григорием: она не любила работать напрямую, но иногда нужна была уверенность, что партнёр не завалил операцию в самом конце. Она написала ему: «Всё идёт по плану, но не тормози – завтра уже поздно». Через две минуты пришёл ответ: «Окей. Держи меня в курсе».

В этот момент в кафе зашёл мужчина в чёрной кожаной куртке – он никогда не был клиентом, но сегодня сел за соседний стол, заказал воду и стал уставиться в окно. Вера заметила его, но виду не подала: знала, что такие