ветерок стих. Отцу показалось, что даже облака на небе застыли. И вот он слышит за спиной, как его кто-то окликнул по имени. Он развернулся на голос. Прямо на него, шагах в десяти, шёл неизвестно откуда взявшийся человек. Короткие седые волосы, среднего роста, широкие плечи, голубые глаза, в необычной серой куртке и широких штанах. Идёт мужик навстречу отцу и улыбается как старому знакомому. Папе вдруг стало спокойно, дрожь прошла, он тоже улыбнулся в ответ. Незнакомец подошел к нему и поздоровался. Потом с улыбкой аккуратно взял из рук отца ребёнка, то есть меня. Посмотрел на него пристально и говорит, что ребёнок живой и здоровый, просто очень крепко спит. И что отцу надо срочно ехать в Магадан в городскую больницу, а про случай этот никому никогда не рассказывать. Незнакомец, держа малыша, прошел к машине, сел на пассажирское сидение. Как добрались до города – отец, говорит, толком и не помнил. Незнакомец доехал до самой больницы и всё время бережно держал ребёнка на руках. Когда подъехали, он передал меня отцу, улыбнулся и сказал: «иди, тебя ждут». После этих слов хлопнул отца по плечу – и всё. То ли был этот незнакомец, то ли его не было вовсе.
Как вспоминал отец, такого спокойствия и уверенности в себе, как тогда, у него в жизни больше не было. А ещё он говорил, что всю дорогу, пока ехали, они общались. Беседа была очень важной, он это понимал и чувствовал, но конкретное что-то вспомнить не мог. А может, просто мне говорить не стал? Не знаю.
В больнице встретила Василия молоденькая медсестра, без разговоров взяла в руки меня. Сказала, что их ждут, и улыбнулась. И тут отец сказал, что я закричал. Он впервые за всю дорогу услышал мой голос. Незнакомец сказал правду – значит, я спал. А на руки меня взяла моя будущая мама Надежда Аркадьевна.
Папа сказал, что влюбился в неё с первого взгляда. Да и мама рассказывала, как в первый раз отца увидела. В грязных кирзовых сапогах, потертая куртка-кожанка, волосы взъерошены, бензином весь пропах, смешной немного и глаза добрые. Отец час просидел в больнице, потом подошла Надя и сказала, что всё хорошо, ребёночек крепкий и здоровый. Ну и так всё сложилось удивительным образом, что Василий и Надя через два месяца поженились, а меня усыновили. Никаких проблем с этим не было, все бумаги быстро подписывались и на них ставили печати. В документах значилось, что при родах умерла незамужняя женщина.
Вот так я стал Василием Васильевичем Максимовым. Оказывается, когда меня оформляли в больницу, то сразу так и записали Василием – дали имя спасителя. Никаких заминок, вопросов и проволочек. Тогда это было очень и очень удивительно. Но отец сказал, что он уверен, что посодействовал в этом всё тот же незнакомец, которого отец встретил на дороге.
Через полгода родители перебрались на материк. Мама пошла учиться в медицинский институт, отца устроили в гараж ЦК КПСС – здорово помогли мамины родители. Потом у меня появились ещё два младших братика и сестрёнка».
Орлинский интуитивно чувствовал, что это не просто письмо. Это продолжение всех удивительных совпадений, теперь уже связанных воедино. Это и Колыма, и Утёс, и вся эта карусель вокруг проекта «Золото Карамкена». И с каждым днём становится всё интересней.
Орлинский, конечно, вспомнил тот разговор в офисе на Неглинке под коньячок с Мраковым. Тогда Олег привёз с собой архивный документ с этой историей. Юрий точно помнил, что фамилия роженицы была Щербакова. А вот теперь и продолжение всей этой истории. Младенец выжил! А в документах однозначно было сказано, что умер. Юрий улыбнулся, подошел к холодильнику, налил любимой холодной минералки, залпом выпил из настоящего гранёного стакана и продолжил читать письмо.
«… Так вот, Юрий, честное слово, я был очень удивлён, когда узнал, что человек, который для меня вызвал «скорую», имеет прямое и непосредственное отношение к Колыме. Кстати, я даже подписался в соцсетях на ваш журналистский аккаунт. Пока лежал в больнице, времени было много, читал прессу. Очень интересно будет посмотреть ваш фильм «Золото Карамкена». А ещё интересует тема старца Утёса, которая недавно начала звучать в публикациях, связанных с вашим проектом. С тех пор как я об этом впервые прочёл, меня почему-то не отпускает мысль, что парнем, который подошёл к моему приёмному отцу тогда, на колымской дороге, вполне мог быть тот самый Утёс. И именно он сделал так, что я жив и здоров по сей день и пишу вам это письмо. Я не мистик, но уверен, что тут есть чей-то промысел. Высшие силы, что ли? Надеюсь, вы меня понимаете.
Должен сказать, что я не только на словах благодарю вас, совершенно искренне, за ваше неравнодушие, но и хочу кое-что для вас сделать. Несмотря на, то, что я пенсионер, у меня есть некоторые возможности, и я думаю, что пригожусь вам. Всякое в жизни бывает, как мы уже с вами понимаем. Из прессы я узнал, что на днях ваша команда вылетает на Север на съёмки фильма. Хочу пожелать вам удачи и всего доброго. Пишу вам свой номер телефона. Очень надеюсь, что вы перезвоните мне и мы с вами увидимся до того, как вы уедете. Звоните в любое удобное для вас время. С уважением, Василий Максимов».
Орлинский аккуратно положил письмо обратно в конверт, предварительно записав номер телефона. Посмотрел на часы – почти час ночи. Нормальное время для Мракова, наверняка ещё не спит. Набрал номер Олега.
– Олег, привет! Надеюсь, не разбудил самого крутого газетчика в мире? – весело спросил он.
– Нет! Я вот только-только домой зашел, разуться не успел, – в тон ему ответил Мраков. – Ты-то чего не спишь? Наверняка с очередной красоткой политинформацию на ночь глядя проводишь? Нежно терзаешь упругое тело какой-нибудь очаровашки? А? Самое время! Чего тебе ещё, холостому да не обременённому семейным бытом, делать?
– Почти угадал. Я по делу, очень интересному. Послание я тут получил от одного человека. Я ему как-то услугу небольшую оказал, – уже серьёзным тоном сказал Юрий. – Должен признаться, интересное письмо. Я тебя по делу сразу спрошу, чтобы время не тянуть, а то поспать ещё надо…
– Подожди, подожди, друг! Один вопрос. С Диканьцевым переговорил?
– Да, конечно, всё отлично. Завтра будем дату вылета определять.
– О! Вот это я понимаю! – обрадовался Олег. – Теперь давай говори, слушаю. Семья вся спит. Я, правда, голодный как собака, но ничего, потерплю.
– Помнишь, ты архивные бумаги приносил про лагерь Бутугычаг?