материалах по делу Юрцева. Это дело, его закрыли, Рябцев его не рассматривает. Я даже и не знаю сам, просто подумал, вы же всегда учили, что надо рассматривать каждую деталь, любой кусочек информации, потому что он может оказаться важен.
— Конечно, Саша, рассказывай, что случилось.
— Да пришел какой-то мужчина странный, он утверждал, что писал жалобу когда-то на Юрцева, потому что тот отказал в заведении уголовного дела. В общем, там благотворительный фонд не дал этому мужчине деньги на лечение ребенка, и вроде как его еще пытались избить, он написал заявление и требовал расследования. Но Юрцев его заявление отправил в отказные, состава преступления нет, так что все так-то вроде в порядке. Он из новостей узнал о смерти Юрцева и пришел.
— А сам что думаешь по этому поводу?
— Не знаю, — неуверенно протянул его собеседник. — Больше похоже на пустышку. Он выглядит странно, как городской сумасшедший. Да и не очень понятно, как этот эпизод может относиться к взрыву. Даже если этот псих хотел отомстить Юрцеву, то у него масштаб точно не для взрыва. Я могу вам дать его адрес, если хотите, сами поговорите.
— Записываю. — Лев уже держал блокнот в руках.
— Зинчук Вадим Григорьевич, живет на Коммунистической, дом сорок, квартира три. А у вас, Лев Иванович, какие-нибудь версии появились?
У Артамонова в голосе звучала надежда.
— Появились и исчезли, — вздохнул опер. — Работаем дальше. Как там Стас?
— Шутит, — отозвался Сашка.
— Это хорошо. Скажи, а кто экспертизу делал по взрывчатке? У меня нет заключения.
— Так оно еще не готово, над ним Нефедов работает, знаете такого? Его вроде все знают, опытный самый спец.
— Это хорошо, — снова повторил Гуров, он уже, кажется, не слышал Артамонова. Мысли крутились возле какой-то детали, которую не получалось ухватить. Усталый мозг будто ходил по кругу и никак не мог найти что-то важное, но при этом лежащее на поверхности.
Распрощавшись со своим помощником, опер направился в центр города. Там его ждал ответ на важный вопрос.
Именно в центре, в неприметной кафешке, зажатой среди стареньких сталинок, обедал Нефедов. С ним оперативник сталкивался пару раз и запомнил даже не дела, над которыми они работали, а именно походы в это кафе. Каждое блюдо эксперт сопровождал подробнейшим рассказом о его составе, ингредиентах, способах приготовления и возможных вариациях. Нефедов оказался страстным кулинаром, сам он не готовил, но поговорить, подумать, узнать о еде что-то новое любил. И Лев всегда с удовольствием обедал с экспертом, выслушивая его длинные рассказы. Мозг разгружался, отвлекаясь на мирные темы, можно было забыть о мотивах, обстоятельствах, алиби и подозреваемых. Сидеть в тепле над тарелками, полными вкусной еды, и слушать монологи Нефедова.
Перед тем как встретиться с Нефедовым, он решил заехать к Зинчуку и разобраться, что там за история произошла с благотворительным фондом. В подъезде, пропахшем сыростью, он нажал на кнопку пожелтевшего звонка, потом раздалось шарканье ног, и деревянная дверь со скрипом распахнулась. Пожилой мужчина в старом, растянутом спортивном костюме, с сизой щетиной на лице, возник на пороге.
Опер представился, и Зинчук оживился:
— Наконец-то зашевелились. Думал, опять вы все спустите на тормозах.
Они прошли внутрь однокомнатной квартиры, устроились на продавленном диване. На узкой специальной кровати лежала девушка, которая поздоровалась вежливо:
— Здравствуйте, — и натянула на себя плед повыше, будто прячась от постороннего взгляда.
Зинчук протянул оперу пару тонких листов:
— Вот полюбуйтесь, я все изложил в жалобе, ее приняли, и тишина.
Лев Иванович дружелюбно кивнул:
— Изучу обязательно. А можете своими словами изложить, бумага, конечно, все стерпит, но с живым человеком всегда полезнее поговорить.
Вадим Григорьевич кивнул на девушку:
— Вот, Варечка. Моя дочь, единственная. Родилась здоровая, но потом авария, и мы остались сиротами, без матери, без жены. А Варя стала инвалидом, но знаете, мы с ней не теряли надежду. Врачи сказали, можно сделать операцию, очень дорогую, дороже, чем наша квартира, раз в пять. Я обычный бухгалтер, а после того, как Варечка стала лежачей, вообще дома засел, ухаживал за ней, жили на одну пенсию. Ну откуда такие деньги. — Мужчина поправил очки, за стеклами заблестела влага. — Только я ведь все думал, что будет, когда я умру. Варя же попадает в какой-нибудь дом-интернат, никто о ней там заботиться не будет. И еще надеялся, что после операции она сможет ходить, жить как обычный человек, замуж выйдет. Поэтому пошел искать эти деньги по благотворительным фондам.
И вот есть один фонд, называется «Доброе сердце», и я, знаете, как-то случайно обратил внимание, что никто там ни разу помощи не получал. А мир колясочников — он узкий, все друг друга знают, общаются. В очередях, в больницах, когда лежат на реабилитации, передаем друг другу контакты массажистов, врачей хороших. Так вот, этот фонд «Доброе сердце» никому ни разу не помог. Да я и сам не знал, что такой существует, пока не начал собирать информацию. Понимаете, часть денег собрали в одном центре, но все равно не хватало. И я просто принялся по всем источникам собирать списки фондов, чтобы написать в каждый. Я ведь как посчитал, если каждый даст совсем немного денег, около ста тысяч, то собрать эту сумму будет проще. Сто тысяч же меньше, чем миллион. Понимаете? Конечно, кто-то мне отказал, но все-таки я собрал еще часть суммы, и почти, ее почти хватало. Совсем немного, понимаете? Буквально полмиллиона, поверьте, это небольшая сумма и в то же время для нас огромная. Знаете, как это ужасно, даже еще хуже, чем когда у тебя ничего нет. А эти деньги дали надежду, я поверил тогда, что смогу спасти мою дочь. Она встанет, она будет ходить на своих ногах.
Зинчук задыхался от волнения, слезы теперь текли у него из-под очков, стекла были затянуты туманом, но он, ослепший и слабый, все равно говорил без остановки. А девочка на кровати натянула плед на голову, чтобы хоть как-то отгородиться от этого зрелища.
— Я, конечно, мог продать квартиру — тогда бы денег хватило, и на операцию, и даже на реабилитацию. А потом нам с Варей куда? Бездомными остаться? На новую квартиру, да даже на комнату в общежитии, с моей профессией не заработать. Ипотеку не дадут — возраст, пенсия. И что? А когда меня не будет, дочке куда деваться? — шепотом добавил он. Помолчал и продолжил: — Я же бухгалтер, разбираюсь в цифрах, в документах. Я нашел, кто учредитель этого фонда — Иван Гур. Слышали о таком? Известный шоумен, ведущий, актер. Так вот, я проверил, я провел, как