Алексей протянул Гурову вскрытую пачку сигарет.

— У меня свои, спасибо.

— Не вопрос.

Они закурили, стоя на самом краю балкона. На улице уже стемнело. Дорогу за забором освещали фонари, но самый дальний отчаяннее других боролся за свое существование — его свет хаотично мигал. Вид с балкона открывался уже знакомый. С этого ракурса можно было наблюдать за входными воротами. Лужайка перед домом была хорошо освещена, но нигде по-прежнему не было ни одной души, и это казалось немного странным.

— Так что там с виновником торжества? — спросил Гуров у Алексея. — Неловко как-то вышло. Мы пришли, а его нет.

— Скоро будет, — ответил Алексей. — Шашлыки затеял зачем-то. Хотя, мне кажется, причина не в этом. Дело в его жене. Накидалась раньше всех, а потом куда-то свалила. А я-то уже заметил, что дядя Миша весь вечер следил за ней. Она ушла, и он почти сразу же исчез.

— Так, может, нам всем лучше уйти по-английски? — предположил Гуров. — Все тут вроде бы свои, потом можно будет извиниться.

— Не бери в голову. Вы же только что пришли.

Алексей легко перешел на «ты», и Гуров с удивлением отметил про себя, что считает это чем-то вроде привилегии. Его приняли за своего, что, разумеется, было приятно. Хуже, если ты остаешься в компании чужим, даже если ты там со всеми уже знаком, но никто почему-то не замечает твоего присутствия. Будто ты пустое место.

— Дядя Миша, значит, — повторил он. — Настолько хорошо влился в вашу тусовку, что разрешает обращаться к себе по имени?

— На самом деле от него было сложно скрыться, — понизил голос Алексей. — Он всех достал своей заботой. Правда, никто вида не показывал. Знаешь, бывают такие неловкие ситуации, когда ты благодарен за что-то, но тот, кому ты благодарен, душит своей заботой? Вроде бы делает все правильно, от души, а ты хочешь ему в морду дать, чтобы успокоился?

— Дядя Миша слишком назойлив?

— Слишком. Они же с Бурчаком друзья-товарищи чуть ли не с пеленок. А еще дядя Миша отмотал срок. Об этом, полагаю, Бурчак и хотел нам рассказать. Только он не помнит, что по пьяни уже несколько раз делился этой историей с нами.

— А сам дядя Миша об этом никому из вас не рассказывал?

— Не припомню такого, — пожал плечами Алексей.

— По какой статье он отсидел?

— Там что-то серьезное. Десятку за ерунду не дают.

— Убийство? — попробовал угадать Гуров.

— Нет, нет, — замотал головой Алексей. — Это я бы точно запомнил. Но и кроме этого ведь есть проступки, за которые отправляют за решетку до конца дней. Знаешь, о чем думаю? О том, что ты прав. Что надо уходить. Праздник закончился, а мы здесь лишние.

— Не знаю, что и сказать, — признался Гуров. Он не был готов к такой резкой смене настроения у человека, с которым только познакомился. Хотя, надо признать, все, что происходило в этом доме, мало напоминало праздничный ужин.

— А почему вы опоздали? — спросил Алексей. — Хотя много вы не пропустили.

— А вы здесь давно?

— Час назад примерно приехали.

Гуров этого не знал. Маша сказала, к какому часу нужно приехать, и они старались успеть. Неужели действительно опоздали?

— Курить бросал я раза три, — задумчиво произнес Алексей, глядя на сигарету. — И ведь получалось.

— А почему снова начинал?

— Кто его знает, — признался Алексей. — Вот такая незадача. Не помню, прикинь?

Гурову вдруг стало очень неуютно. Что-то не складывалось. Куда мог деться хозяин дома? Вот так вот взять и оставить своих гостей одних? Приборов на столах гораздо больше, чем гостей. На некоторых тарелках Гуров заметил остатки еды, в каких-то бокалах оставался алкоголь. Но праздником и не пахло. Наоборот, казалось, что они с Машей пришли к самому закрытию. Кучка усталых подвыпивших гостей, какие-то намеки на шашлыки и на поведение пьяной супруги юбиляра. Непонятная история. Не знаешь, как себя вести. Гуров хотел вернуться к Маше и утащить ее домой, но тут же, словно в ответ на его мысли, из «ресторана» донесся сочный бас.

— Не уснули? — радостно прогремел мужской голос, который никак не мог принадлежать Бурчаку, оставшемуся с Аллой и Машей. — А вот и мы! Маша! Машуня!

Гуров и Алексей обменялись взглядами. У Гурова он был вопросительным, а вот Алексей на миг закатил глаза, но после все-таки улыбнулся.

— Не обманул дядя Миша.

— Красавец, — заключил Гуров. — Надо сдаваться.

Они вернулись. Гуров теперь зашел первым и увидел поистине огромного человека. Это была та самая история, когда лишний вес и накачанные мышцы образуют единое целое и обладатели таких немаленьких габаритов выглядят мощно и крупно.

— Дядя Миша, — едва слышно произнес Алексей, несильно подтолкнув Гурова в спину. — Пошли. Теперь смотаться уже не получится.

Глава 2

— А вот и он, — радостно загоготал Алексей, торопливо обойдя Гурова. — Все в порядке? А то мы уже начали делить твое столовое серебро.

Радость встречи после долгого ожидания была разыграна Алексеем великолепно. Не знай Гуров об истинном положении вещей, он бы поверил и в то, что говорил сам Алексей, и в оживление остальных. Впрочем, единственным человеком, который не лгал, была Маша. Она-то еще не видела дядю Мишу и действительно была рада его появлению. Остальные натянуто улыбались, включая Виктора, взявшегося из ниоткуда. Он стоял возле лестницы как на посту, не пытаясь влиться в тусовку. Гуров уже понял, в чем состоит его работа. Таких раньше называли адъютантами, и дядя Миша держал Виктора именно в таком качестве, разве что воинское звание не присвоил.

Сам дядя Миша был огромен во всем. Голосом, чертами лица, в анфас и в профиль. Он был высоким и широким. Не толстым, но мощным. Лишний объем придавала его облику свободная белая рубашка, расстегнутая от верха до самого пупка, и Гуров именно по этой незначительной детали вдруг понял, что здесь, в этом шикарном доме-«теплоходе», собрались все свои. Можно здесь и напиться, можно и прилечь на диванчик после утомительного танца, а можно и к хозяину дома обращаться по имени, а не иначе. Никто не обидится, никто не посмотрит с презрением. Вот о чем говорила Маша: продюсер умел сделать роскошное простым и удобным. Например, дорогие напитки соседствовали с вполне демократичным пивным брендом, а в фарфоровых салатниках Гуров заметил салат оливье, а не что-то заморское.

В пятый раз произнеся «Машуня», дядя Миша обнял Машу и нежно прижал ее голову к своей груди. Она тут же шутливо оттолкнула его и бросила короткий взгляд на Гурова. Все-таки такие нежности с другим