Вдруг в помещении, как будто по чьей-то отмашке, воцарилась тишина. Постепенно погас свет, а следом тяжелый бордовый занавес взмыл вверх, ознаменовав начало спектакля.

Первые пятнадцать минут представления дались Гурову с особым трудом. Все было не так и не эдак. Взирая безмолвную пантомиму, рьяно мельтешащую на сцене, он мысленно рассуждал: «В чем же суть, когда, будучи уже в зрелых годах, по сцене прыгают дядьки и тетки, дурачатся, представляя это чем-то приобщенным к актерской игре?.. В свою очередь, другие, такие же взрослые, дяденьки и тетеньки отчего-то находят все это безобразие смешным? Вот другое дело что посерьезнее — например, балет или о-о-опера. Вот это да, размах!» Правда, следом навязчивые мысли пытались увести его раздумья в сторону оперо́в, но Лев шустро погасил очередное беспокойство о трудовых буднях.

Вот из-за кулис выглядывает некто, напоминающий клоуна, однако на лице его печальный грим с характерной капелькой голубой слезы на белом полотне щеки. Актер старательно звонит, очевидно, своей подруге, по телефону, и средство связи выглядит как надувной воздушный шар, а далее несуразно пытается признаться даме сердца в любви, вымаливая прощение за свои измены. Все последующее действие сходит в гротескное поведение и столь же гротескную подачу смысла. Завершается прелюдия «хеппи-эндом», ведь клоун сумел договориться о примирении сторон с последующим свиданием, а также прихватил в охапку букет таких же дутых, как и телефон, цветов.

Гуров шумно вобрал носом воздух и потянул руку в карман брюк к мобильнику, что отчаянно требовал внимания, вибрируя входящим вызовом. Быстрая реакция супруги не заставила себя долго ждать. Маша перехватила руку Льва и, чуть сжав ту своей изящной кистью, вернула ладонь Гурова на подлокотник.

— Ни-ка-кой ра-бо-ты, — отчеканила Маша шепотом. — Не отвлекайся, дорогой, и расслабься.

Ладонь Маша убирать не стала, но, стоит признать, этот жест наконец успокоил мужчину, после чего представление и впрямь постепенно стало заинтересовывать чопорного полковника полиции. И уже через десять минут Гуров даже начал вдаваться в сюжет. Происходящее выглядело немного забавным, если не воспринимать это всерьез и позволить думам отойти на второй план. Спустя еще двадцать минут впечатляющее зрелище под приглушенный смех зрителей начало затягивать в сон. Лев быстро окинул взглядом циферблат часов на левой руке и возрадовался, что антракт близок, а там — дело за малым. Отстоять километровую очередь в буфет, наскоро засунуть в себя парочку бутербродов с икрой, пригубить хорошего коньяка, а потом вновь удрученно вернуться в очередь, только теперь уже обратно в зрительский зал. «Что ни сделаешь во имя брака! Ну ничего-ничего, и они нас порою терпят!» — прикидывал полковник, пытаясь вытащить из памяти историю как раз на случай, чтобы не позволить себе окончательно провалиться в сон.

«Мы вот, помнится, в августе со Стасом на одну базу отдыха в глушь поехали по наводке, мол, там прятался один из фигурантов дела. Километр оставался до назначенного места, а тут машина у нас, как назло, а может, и к счастью, сломалась, да и застряли мы на три дня без связи в «Берлоге» — так называлась база. Благо рядом «крузак» двухсотый проезжал, за рулем которого по загадочному совпадению оказался давний однокашник Крячко и по совместительству владелец «Берлоги», он-то нас и на тросе дотащил, напоил, накормил и в баньку отогреться сопроводил. В итоге след оказался ложным в отличие от опят, которых мы в бору той местности набрали по несколько кузовков. Да-а-а, долго тогда Маша ругалась: что места себе не находила, что всех на уши подняла… но ничего. Сладилось все. Так что, Гуров, держи лицо! Жена терпела и нам велела!..» — думал полковник, всячески пытаясь себя растормошить, дабы побороть зевоту и искоренить желание уснуть. Чашка выпитого накануне эспрессо предательски подводила и не оказывала желаемого эффекта.

— Лев, мне… так сильно хочется спать.

Невнятный, ослабевающий с каждым мигом голос супруги послышался приглушенно, рвано. Гуров лениво повернул голову к источнику звука и широко зевнул, прикрывая рот кулаком. То же действие выполнили Маша и Наташа, а следом, приложив головы друг к другу на плечи, мирно засопели.

«Что-то недоброе происходит», — подумал Гуров, озираясь и разглядывая сперва выступающих, а затем всех сидящих на ближайших рядах. Актеры театра, едва держась на ногах и тщетно хватаясь за достаточно устойчиво закрепленный к полу реквизит, сползали ниц один за другим. Каждый зритель, словно сонная муха, пытался воспрять бодростью, однако получалось скверно, и люди поочередно отрубались наповал. Выглядело так, будто присутствующие оказались введены в «спящий режим», как на компьютере, для экономии энергии. Некий молодой паренек вальяжно развалился на кресле, сидевшая позади него дама в преклонном возрасте запрокинула голову и похрапывала с открытым ртом, а сидящий подле Гурова мужчина и вовсе, сложив руки лодочкой под щеку, пытался приютится и опереться на Льва Ивановича, который тотчас же подался вперед, чтобы встать и не дать себе уснуть.

Голова закружилась, горло саднило, в носу мерзко пощипывало, а разум не позволял связать и двух слов. Воздуха оказалось критично мало, равно как и времени на действия. «Траванули, гады! Кому это было надо? Зачем?» — но размышлять было некогда. Пошатнувшись, опер обмяк и рухнул обратно в кресло. Рука полковника вновь потянулась к мобильнику, только на этот раз его уже никто не остановил… видать, он остался единственным, кто пребывал еще в хоть каком-то, но сознании. Картинка в глазах двоилась, и зрение все больше теряло фокус, оттого сосредоточиться на экране телефона с каждым мигом становилось труднее. И все же нажать кнопку вызова, хаотично выбрав кого-то из последних, с кем созванивался, ему удалось. Не дожидаясь, когда голос на обратной стороне трубки поприветствует его после завершения гудков, Гуров хрипло выдавил:

— Ленина, пятьдесят четыре, — надеясь, что будет услышан абонентом.

Тело окончательно перестало поддаваться: рука безвольно упала вниз, средство связи выскользнуло из расслабленной ладони. Последнее, что удалось ему узреть, — внезапно возникшая суета перебегающих на сцене нескольких разноцветных пятен. Или глаза окончательно подводили, удваивая не подвергшиеся всеобщему мороку фигуры?

Это было уже не важно, ведь сейчас разум полковника уголовного розыска Льва Ивановича Гурова напрочь рпомерк…

⁂

Разноголосая мешанина, стекающаяся отовсюду, сливаясь в единый балаган, проникала в мозг, взывая к пробуждению.

— Полиция! Всем оставаться на своих местах!

— Спектакль окончен?

— Она не просыпается! Врача, срочно врача сюда!

— А кто нам вернет деньги за билеты?

— Это что еще за виселица? Шоу продолжается?!

— Дайте пройти! Я не намерен больше здесь находиться! Засужу! Вы все у меня сядете! Все! Ясно вам?!

— Не пускайте сюда