может ей напомнить случайный человек и при неблагоприятных обстоятельствах встречи стать ее жертвой. Она же вам рассказала на допросе, что ей очень хотелось получить наследство от родного отца, а якобы мать лишила ее такой возможности.
— Анна Васильевна, она еще говорила на допросе, что хотела получить свободу. По большому счету она ее и получила — от родных, от любви, от денег и обязательств, а в итоге и от будущего. Выйдет на свободу она как раз в районе пятидесяти лет. Что она там говорила? Что в этом возрасте ей ничего уже не будет нужно? Ну-ну… Высшие силы тоже обладают чувством юмора и иногда выполняют желания людей буквально, — добавил Гуров.
Через час все разошлись. На сердце у Гурова стало спокойно. Он торопился к Маше, они собрались на выходные съездить в маленький сибирский городок, где жил его друг, журналист Игорь Воронин. Только уже без расследования. Просто на рыбалку, и теперь у них все получится без поиска преступников и преступниц.
Месяц назад
— Встать, суд идет!
Лиля не слушала приговор. Невероятно, но она не думала о загубленной жизни маленького брата, которого она задушила поясом от платья. Хотя в детстве меняла ему памперсы, покупала игрушки, читала книжки… Водила в детский сад, целовала его нежное личико, пела колыбельные песенки, наблюдая, как на длинных, черных ресницах появлялись сны и малыш улыбался во сне.
Брат. Родной брат — единственный, младший. Самый близкий по крови после матери и отца, пусть и неродного отца. Ее ничего не остановило, когда она затягивала на тонкой шее мальчика свой пояс. НИЧЕГО. Она не мучилась совестью из-за того, что лишила жизни самых родных людей — мать и отца. Нет. Она пыталась проанализировать: где она сделала ошибку в ее умной, как ей казалось, совершенной схеме. Ведь ей так хотелось быть рядом с любимым человеком. Любовь, ЕЕ любовь имела значение, а больше ничья любовь и ничья жизнь. Возможно, свою страшную роль сыграли гены отца-садиста, а может быть, и нет.
Но Лилия не понимала всей чудовищности своего преступления. У нее были крайние обстоятельства. Родственников жаль, конечно, но она бы поставила им всем дорогие памятники, заказала бы панихиду, они простили бы. А Мишенька зато не страдал, войдя во взрослую жизнь, она спасла его от слез и унижений, через которые проходят все люди. За что ее судить?
Все и сейчас — почему нет? Она этого достойна, ведь она так хороша собой. Почему не сложилось-то? И только ангелы на ее плечах, слыша ее мысли, рыдали кровавыми слезами, задаваясь совсем другими вопросами: что они сделали не так, чего они не смогли дать этой пустой черной душе, если она совсем не болит? Ведь не родилась она такой, ведь был в ней свет, данный Господом, как и всем, кто рождается на земле? Куда этот свет ушел. А может, и не было его никогда? Слезы стали прозрачными, ангелы вытерли их белыми крыльями и отправились дальше — спасать души и предостерегать от непоправимых поступков других своих подопечных, свет в которых еще не погас, не растворился в эгоизме, желании славы и жажды легких денег. Если получится…
Лилии Марьиной дали 25 лет, признав ее вменяемой на момент совершения преступления. В России женщинам не присуждают пожизненного лишения свободы, крайняя мера не предусмотрена для тех, кто дает мужчинам жизнь, даже если они эту жизнь потом безжалостно отнимают.
Сцена преступления
Глава 1
Апрельское солнце навязчиво пробиралось сквозь тонкие занавески супружеской спальни и мягкой вуалью ласкало поблескивающие недовольством глаза Марии. Женщина, насупленно сложив руки на груди и поджав губы, мысленно сверлила взглядом супруга, который в этот миг угловато топтался подле зеркала, оглядывая себя в полный рост. Настроение у двоих было, мягко сказать, напряженное.
— Маша, ну пощади! Мне клоунов и на работе хватает! Может, в следующий раз, а? Еще и пиджак как-то жмет… и кольцо я, однако, сниму. Руку в тире перетрудил, мозоль цепляет.
Сгримасничав, он принялся стаскивать символ своей глубокой верности с безымянного пальца.
— Ну вот все не так, и настрой…
— Во-первых, не клоуны, а лицедеи!
Супруг едва открыл рот, дабы продолжить сыпать аргументами, но Мария оставалась непоколебимой и не планировала отступать.
— А во-вторых, мой ответ — нет! — твердо ответила она. — Да, не спорю, у нас, впрочем, как всегда — перед важным мероприятием все идет кувырком. Вчера, например, я опоздала на маникюр, а когда уже приехала, получила сообщение на телефон, что Аллочка, моя незаменимая Аллочка, по пути на работу в салон и вовсе умудрилась здорово споткнуться на лестнице, притом подвернув лодыжку! Смирившись с отсутствием качественного ухода за ногтями, следом я поехала в торговый центр, чтобы подыскать подходящий наряд. Естественно, как по закону подлости, ничего купить мне не удалось! Все было либо слишком велико, либо вопиюще дорого или смотрелось так, словно я на дачу ищу прикид, а не в театр желаю попасть! Единственные радости, оправдывающие неудачи, — это то, что следующее посещение маникюрного салона для меня будет бесплатным, а ни разу не выгулянное платье на сегодняшний вечер я как нельзя кстати отыскала в своем же гардеробе.
Мария, почти завершив рассказ, теперь взметнула руками, уставив их кулачками в бока.
— Поэтому мои сборы, дорогой, начались гораздо раньше твоих вздохов и охов, и они должны быть оправданы!
Гуров обезоруживающе поднял ладони перед собой, как бы успокаивая распылившуюся супругу.
— Да я не о том, Маш, — начал Лев, все так же недовольно бросая взгляды на собственное отражение, — как-то на душе неспокойно, знаешь. Есть зверь такой почти у каждого — чуйка называется, и вот эта моя «чуйка» меня никогда не подводит. Вот прям знаю, уверен, можно сказать, что дома остаться сегодня — самое верное решение.
До того парировавшая его аргументы женщина на миг задумалась, уперев расфокусированный взгляд на собеседника.
— Да-а-а, внутреннее предчувствие у меня с самого утра какое-то скверное, тут с тобой соглашусь. Но! Мы с тобой сто лет никуда не выбирались, и ты обещал — в законный выходной ты полностью в моем распоряжении! Так что давай-давай, не отлынивай и поторопись, у нас час до начала спектакля.
«Не по-лу-чи-лось…» — подумал мужчина.
Лев Иванович демонстративно сделал глубокий вдох, вновь прикинул к шее темно-коричневый галстук, оценивая сочетаемость с классическим костюмом, который крайне редко видел свет, и, окончательно поняв, что не разбирается в стиле так, как супруга, обезоруживающе выдохнул. Маша, мысленно радуясь победе, тем временем довершала свой образ духами. По