Взгляд Тилли остекленел.

– Это невыносимо, – сказала она. – Его тонкая лесть выводит меня из себя. Если только оправлюсь от нападок этого зазнайки, впредь буду полюбезнее вести себя с друзьями.

Но это была лишь бравада. Неожиданно у Тилли по спине пробежал холодок, и в кабинете стало как-то зябко.

Билл Картрайт этого не почувствовал. При воспоминании о том, как Гагерн, поблескивая глазами, заглянул из-за оконного карниза в приемную врача, Билл испытал вполне понятную досаду.

– Выходит, – заявил он, – все мои теории о виновности Гагерна, которые, помнится, вы отвергли, высмеяли и оплевали, оказались верными?

– Именно так, сынок.

– Тогда какого черта вы мне на это даже не намекнули?

Г. М. пожал плечами:

– Видите ли, сынок, дело было явно серьезное. Я не мог об этом рассказывать. Мне нужно было убедиться, что Джо не замешан в шпионском заговоре. Я полагал, что он все-таки не замешан. Я мог бы поклясться, что Джо заслуживает абсолютного доверия. И Кену Блейку я сказал, что он наверняка не шпионит против нас. Так оно и вышло: никакого шпионского заговора не было. Однако относительно всего остального – боже правый! – было за версту видно, что у Джо рыльце в пуху. Мне нужно было предоставить ему свободу действий, чтобы выяснить, какую игру он ведет. Джо посчитал, что обвести вокруг пальца старика будет проще простого. Обратите внимание на даты. Середина августа: в «Альбион филмз» принимают решение пригласить из Америки Тилли Парсонс. Середина августа: Джо Гагерн предлагает мне свои услуги на случай начала войны. Причина? Бинго! Угадали. Скоро – очень скоро – его предыдущая жена прикатит на «Пайнхэм». Он намерен не позволить ей разоблачить его. И при этом он имеет неслыханную наглость полагать, что, если его заподозрят в каких-нибудь аферах, он всегда сможет рассчитывать на мою защиту в качестве одного из моих агентов. Он…

Г. М. сделал паузу и взглянул на Тилли:

– Под каким именем он женился на вас, кстати? Мне его называли, когда я говорил по телефону с полицией Лос-Анджелеса в среду, но я что-то подзабыл.

Тилли не смогла удержать слез.

– Фриц фон Эльбе, – выпалила она, громко сморкаясь в платок. – Никаким бароном он не был. Он выдал себя за майора уланов – ну, вы знаете, это те ребята в смешных шапках.

– И?..

– И – он подделал один из моих чеков на пятнадцать тысяч долларов и испарился, – сердито сказала Тилли. – Вот так он и сумел… Не важно. – Она убрала носовой платок. – Однажды я говорила Биллу Картрайту, как я ненавижу самозванцев, а он и был самым настоящим самозванцем!

Г. М. кивнул.

– Очень подозрительным и значимым является и тот факт, – продолжил он, – что за два дня до того, как Тилли Парсонс – на этот раз настоящая – прибывает на студию «Пайнхэм», Гагерн падает в озеро и заболевает гриппом. Он и сам, знаете ли, откровенно признался мне, что якобы никогда не встречался с ней лицом к лицу. Однако я забегаю вперед. Во время происшествия с кислотой…

– А как насчет его алиби в этот момент? – встрял Билл.

– Вы имеете в виду, – произнес Г. М. с подобием дьявольской усмешки на губах, – когда он якобы говорил со мной по телефону?

– Да…

– Его алиби, – пожал плечами Г. М., – было очковтирательством. Этот малый просто олух, в равных долях состоящий из подлости и тщеславия. Он имел наглость позвонить мне, утверждая, что на часах десять минут шестого. Какое там! Любой, кто настолько самонадеян, что пытается провести человека, в кабинете которого прекрасно слышен бой часов Биг-Бена, лишь напрашивается на еще бóльшие неприятности, чем те, которые, я надеюсь, его ждут.

– На самом деле он говорил со мной незадолго до пяти. Но я решил, что для успокоения моей собственной души, – Г. М. откинулся на спинку стула, – я подыграю ему и посмотрю, что из этого выйдет. И тогда он посчитал, что готов действовать. Он оставил запись на информационной доске: «Передайте леди, которая вошла вместе с мистером Картрайтом…»

– Моим почерком, – рыкнула Тилли.

– Вашим почерком. Верно. Джо Коллинзу Гагерну казалось, что это гениальный ход: он собирался ослепить вас кислотой, а запись должна была быть оставлена вашим почерком. А потом? О! С большого расстояния, в рассеянном свете, как сквозь туман, что же он видит? Он видит – как ему кажется – двух своих жен, сидящих на раскладных стульях и ведущих милую беседу.

– Вы имеете в виду, – воскликнула Моника, – он видел меня и мисс Флёр?

– Он видел вас только со спины. Я хорошо помню, как вы сказали, что Фрэнсис Флёр бросила взгляд за вашу спину, а потом внезапно встала и, извинившись, ушла.

Билл Картрайт извиняться и уходить не стал. Однако он встал и заметался по кабинету так, будто исполнял танец ненависти и возмущения.

– Именем десяти тысяч андалусских дьяволов-искусителей! Именем Аваддона, ангела бездны! – неистовствовал Билл. – Именем не знаю кого еще!.. Значит, я даже в этом был прав? Он подал знак Ф. Ф. и отослал ее подальше под каким-то надуманным предлогом, для того чтобы его «другая жена» осталась в одиночестве.

– Спросите ее сами, сынок, – сказал Г. М.

Казалось, все это действо не трогает мисс Флёр в той же мере, что и Тилли, хотя время от времени в ее прекрасных глазах мелькал испуг.

– Мужчины такие странные, – посетовала она.

– О боже! – простонала Тилли.

– Но ведь так оно и есть. Взять хотя бы моего первого мужа. Бедный Ронни, – сказала мисс Флёр. – Строил глазки прислуге и все такое. Когда это происходит в стенах вашего собственного дома, еще куда ни шло. Но если глазки строят чужой прислуге – тут уж увольте.

Тилли взглянула на нее в благоговейном страхе.

– Любезная, – проговорила она, – есть одно обстоятельство, на которое вам жаловаться уж точно грех: ваши браки отличаются разнообразием. Если с третьей попытки вам удастся прибрать к рукам душителя или поджигателя, вы заживете припеваючи. Кроме того…

– Ну да, – пожала плечами мисс Флёр, – на самом-то деле я не замужем, верно?

– Верно, – сказала Тилли не без ехидства. – Вы обманутая женщина – вот вы кто. Вы жили во грехе. Фу!

Мисс Флёр немного подумала и заявила:

– Я не жила во грехе. А вот бедняга Курт – жил… – Она осеклась. – Знаете, мне показалось странным, когда он подозвал меня и сказал, что мне следует пойти посмотреть съемочную площадку, обставленную под курительную комнату на борту «Брунхильды», иначе я, мол, что-нибудь напутаю. Я вернулась на минутку и заметила, как он сует какую-то бутылку в дверь одного из бутафорских домов на восемнадцать восемьдесят два. Когда он ушел, я взяла бутылку – в ней что-то шипело. Я не знала, что в ней, – и до сих пор не знаю, но я подумала, что все в порядке, раз Курт так сказал. Поэтому я поставила бутылку обратно, пока он не пришел и не застиг меня с ней.

Она снова замолчала.

– Не судите его так строго. Он меня подло обманул, но он наверняка ужасно меня любил, раз пошел на это, верно?

– Похоже, так, – заметил Ховард Фиск. – Может, парень впервые в жизни испытал настоящее чувство. Но при всем уважении к вашему… э-э-э… разбитому сердцу, Фрэнсис, позвольте сэру Генри продолжить. Гагерн совершил первую попытку, воспользовавшись кислотой. Попытка провалилась. Но он увидел…

– Он увидел, – подхватил Г. М., – в ослепительном свете вдохновения, что удача сама плывет к нему в руки. Теперь все на студии «Пайнхэм» пребывали в полной уверенности, что кто-то пытается убить Монику Стэнтон. Восхитительно! Пусть так и думают. Джо Гагерн взглянул на себя со стороны, и у него закружилась голова: он осознал, какое значение для него имеет его новая жизнь, и его новая жена, и его новый статус. Он не мог – просто не мог – позволить Тилли Парсонс все это разрушить. Ему оставалось одно. Он испробовал подлог, потом купоросное масло, ну а…

– Ну а теперь – убийство! – заключил Билл.