– Заявили.
– Вот как?
– Да. Если помните, я обо всем вам рассказал пару недель назад. А вы посчитали, что это, скорее всего, розыгрыш. Вы сказали, что преступно беспокоить по этому поводу кого бы то ни было в такое время…
Мастерс изменился в лице:
– Официальное обращение в полицию, сэр, – это совсем другое дело. А теперь расскажите мне, что здесь произошло сегодня вечером, и без лирических отступлений.
Билл сделал, что велели. В конце его рассказа Мастерс вопросительно взглянул на врача, который кивнул в знак подтверждения.
– Так. Понимаю. Значит, вы полагаете, что некто подсунул отравленную сигарету в шкатулку на столе, зная, что рано или поздно эта молодая леди возьмет ее, поскольку никто другой здесь не курит такие же сигареты?
– Конечно. И это мог сделать кто угодно и когда угодно. Шкатулка всегда на столе. Сигарету, возможно, подбросили туда не один день назад.
Моника уже собралась возразить: перед ее внутренним взором очень ярко вставали картины этого дня, она в мельчайших деталях прокручивала в памяти каждый свой шаг. И все же она промолчала.
– А эта сигарета, сэр? Она у вас?
Билл переступил с ноги на ногу:
– Вообще-то, нет. Я…
– Ее у вас нет?
– По правде говоря, главный инспектор, эта чертова штуковина совершенно вылетела у меня из головы. В последний раз я видел ее на полу… куда отбросил ее ногой.
– Сигарета, сэр, – это улика. Однако, если злоумышленник неподалеку, что вполне вероятно, улики уже, возможно, нет. Бог мой, вот так бедлам – и я знаю, по чьей вине я в нем оказался. – Лицо Мастерса стало задумчивым. – В то же время большинство из тех, кто, похоже, в этом замешан, находятся в безопасности в кабинете мистера Маршлейка этажом выше. Хм! Это и к лучшему.
– А кто там наверху? – резко спросил Билл.
– Некий мистер Хэкетт, мистер Фиск и мисс Флёр.
Уже некоторое время ум Моники занимал один вопрос, не дававший ее покоя.
– Тогда в этом есть что-то ужасно странное! – выпалила она и умолкла, краснея.
– Да, мисс? – мягко подтолкнул ее к продолжению Мастерс.
– Нет… Ничего.
– Вы можете рассказать все как есть, мисс, – вкрадчиво произнес главный инспектор. – Мало ли что…
– Ну, дело касается Фрэнсис Флёр. Когда она выходила от меня – еще не было семи часов, – она сообщила, что сразу поедет в город на встречу с мужем. Потом – когда было уже около восьми – она повстречала Билла здесь, на студии, и что-то ему рассказала… – Это что-то не давало покоя Монике, но она не стала на этом останавливаться. – Ну а в восемь часов она, как вы говорите, беседовала с вами наверху.
Ответное слово взял Билл.
– Все в порядке, – заверил он ее с той же поспешностью. – Я оставил Гагерна в городе дожидаться жену. Я… э-э-э… там случайно с ним столкнулся. Когда я вернулся сюда, такси подъезжало к входу в главное здание, и я увидел на ступенях мисс Флёр. Было четверть восьмого – еще не так темно, хотя все окна были уже зашторены. Я отпустил такси и спросил у нее, передала ли она мое сообщение мисс Стэнтон. – Теперь он громко обращался непосредственно к Мастерсу: – Я также сказал ей, что Гагерн не похвалит ее за опоздание. Она ответила, что решила все-таки не ехать в город и позвонила Гагерну, чтобы поставить его об этом в известность. Еще она поделилась со мной кое-какими безобидными сплетнями, главный инспектор, которым я ни на секунду не поверил, хотя впоследствии, и весьма неудачно, пошутил по этому поводу.
– Ну будет, будет, сэр, кричать совсем не обязательно. Я вас прекрасно слышу.
Билл виновато умолк, чувствуя еще большее беспокойство.
– Но все же есть тут нечто странное, – пробормотал он, вспоминая Фрэнсис Флёр, стоящую на белых ступенях в сиянии звезд, которые разгорались все ярче, в окружении похожих на привидения построек студии «Пайнхэм». – Фрэнсис ничего не сказала о том, что здесь находитесь вы, главный инспектор. Если она, конечно, об этом знала.
– Она знала, – сообщила ему Моника.
Тут и Мастерс повел себя как-то странно.
– Ну, сэр, возможно, она просто не хотела, чтобы поползли слухи, – хмыкнул он. – Люди, бывает, недоговаривают, знаете ли. Особенно если это касается полиции. Во всяком случае, она точно находилась со мной, а также с другими лицами начиная с семи двадцати. Очень привлекательная женщина, надо сказать. О да, очень привлекательная.
Он на мгновение задумался, но потом обратился к Монике, поскольку обладал острым слухом, который улавливал малейшие нюансы:
– Прошу прощения, мисс. Вы сообщили, что мисс Флёр о чем-то сообщила мистеру Картрайту… Речь шла о «безобидных сплетнях»?
– Нет-нет, я не знаю… Просто мысли вслух.
– Да? А я подумал, что это может быть важным.
– Главный инспектор… – медленно проговорил Билл. – Я не совсем понимаю, чем вы здесь занимаетесь. И вы, похоже, не склонны делиться информацией. Могу только сказать, что, если вы не имеете законных полномочий, вы, должно быть, обладаете удивительным даром красноречия, по причине которого все те, с кем вы беседовали, даже забыли об ужине, несмотря на то что пробило восемь.
– Ну, сэр, не знаю, по причине ли моего удивительного дара красноречия они забыли об ужине. И если уж на то пошло, не по той же ли причине и я забыл об ужине. Как бы то ни было, вы и молодая леди окажете мне большую услугу, если пройдете со мной… Вы останетесь здесь, доктор?
– Да. Позвоните, если я вам понадоблюсь.
Мастерс повел их обратно по застекленному пассажу к главному входу. Они поднялись за ним по лестнице и вышли в коридор, вдоль которого располагались многочисленные небольшие кабинеты. Мастерс провел их в один из этих кабинетов.
В нем, грузный и злой как дьявол, их дожидался сэр Генри Мерривейл.
2
Г. М. сидел за столом, на сияющей поверхности которого располагался один из тех телефонов-коммутаторов, что используются для связи между кабинетами. Казалось, аппарат вызывал у Г. М. живое любопытство. Однако взгляд у него был обеспокоенным.
– Нашли их все-таки, – сказал он.
– Нашел, – подтвердил Мастерс. – И… несчастье произошло даже раньше, чем вы предполагали. Мисс Парсонс взяла отравленную сигарету из шкатулки, что находилась на столе этой молодой леди. Мисс Стэнтон – сэр Генри Мерривейл.
Г. М. тяжело поднялся на ноги, угрюмо нагнул голову и снова опустился на стул.
– То есть, – пробормотал он, – она…
– Возможно.
– Значит, – вмешался Билл Картрайт, – вы все-таки решили прийти нам на помощь?
– Меня волнует пропавшая кинопленка, – буркнул Г. М. – Это все, что меня волнует. Однако у меня есть совесть. Я не могу просто сидеть сложа руки, зная, что у кого-то все шансы попасть в хорошую переделку. – Его взгляд застыл на Монике, потом переместился на дверь в смежный кабинет, за которой раздавались приглушенные голоса. – Я посмотрел на действующих лиц, – продолжил он. – У меня были вопросы ко всем, в особенности к мисс Флёр.
– Да, – кивнул Мастерс, – и какие же деликатные это были вопросы! Прошу прощения, мисс. Первое, чем он поинтересовался: было ли ее появление на экране в ванне постановочным или настоящим?
Г. М. хмыкнул:
– Ну, мне было любопытно. Чуть ли не всю свою жизнь я мечтал посетить киностудию. И вот теперь, когда у меня наконец возникло основание, чтобы ее увидеть, на ней темно, как в угольном подвале. Знаете, Мастерс, у меня самого задатки очень неплохого актера. Я по-прежнему думаю, что смог бы сыграть Ричарда Третьего.
– Вы?
– А почему бы и нет, интересно? – проревел Г. М. с видом оскорбленного достоинства. – Когда-то это было моим самым большим устремлением. Я рассказывал вам, что приятельствовал с Генри Ирвингом?[34] Тогда у меня еще были волосы, да и вообще я был красавчик и постоянно одолевал его просьбами позволить мне сыграть Ричарда Третьего.
– Ах вот как… И он вам позволил?
– Вообще-то, нет, – с досадой признал Г. М. – Не совсем. Он сказал: «Мой дорогой сэр, ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем позволить вам сыграть Ричарда Третьего. Но, откровенно говоря, сэр, позволь я вам сделать что-либо иное, помимо выхода с копьем в роли