– Погодите! – возразил Фил Кортни, и остальные с недоумением взглянули на него.

– Что такое, сынок?

– Тем вечером, когда началась вся эта неразбериха, меня занесло в треклятую спальню Фейна, и так уж вышло, что я видел его банковскую книжку, где только на текущем счету значились двадцать две сотни фунтов.

Он в подробностях рассказал о том эпизоде, но его слова не произвели на Мастерса никакого впечатления.

– В общем и целом вы правы, – согласился старший инспектор, – но есть еще долги. Я видел цифры. Почти все средства находятся на текущем счету – наверное, чтобы Артур Фейн мог немедленно получить к ним доступ, коль скоро возникнет такая необходимость. Ходят слухи, что в фирме «Фейн, Фейн и Рэнделл» не все гладко. Нам известно, что полгода назад мистеру Фейну пришлось заложить страховку жизни, но он выкупил ее снова. И какую бы сумму ему ни пришлось выплатить, теперь все улажено. Мистер Фейн был очень педантичный малый, и с бухгалтерией у него полный порядок. Все подшито так, что булавку не просунешь.

– Если это не та булавка, что пришла мне на ум, – заметил Кортни.

– То есть?

Все жгучее любопытство, что Кортни уже три дня как держал в узде, все мучительные воспоминания о той ночи, когда они с Шарплессом сидели в саду, а Вики Фейн боролась за жизнь, нахлынули на него внезапной волной сомнений.

– Послушайте, – сказал Кортни, – у меня нет личного интереса к этому делу, если не считать, что в нем замешан мой друг. Я понимаю, что все это меня не касается, но нельзя ли задать один вопрос?

– Конечно, сынок, – разрешил Г. М. – Валяйте.

– Что это за чушь насчет столбняка? Я прекрасно знаю, что все выглядит весьма сомнительно, и еще я знаю, что вы ожидали иного исхода, но понять не могу, где, собственно, нас обманывают. Позвольте объяснить. В среду, около одиннадцати вечера, доктор Рич вошел в спальню и уколол Вики Фейн булавкой. Так?

Г. М. и Мастерс переглянулись. После легкого пожатия плечами и едва заметного кивка старший инспектор, как видно, передал бразды правления сэру Генри.

– Вам лучше знать, сынок, – фыркнул тот. – Это вы у нас свидетель.

– Верно. Я видел все своими глазами. Примерно шестнадцатью часами позже у миссис Фейн появились симптомы, характерные для поздней стадии столбняка. Правильно?

– Правильно.

– Вы влетаете в дом, осматриваете Вики и в спальне, в стеклянном лотке на туалетном столике, находите ржавую булавку. По крайней мере, так вы сказали в четверг вечером. Это тоже верно?

– Да.

– Дело в том… – Кортни набрал полную грудь воздуха, – что булавка, которой Рич пронзил руку Вики Фейн, не была ржавой. Заявляю как очевидец. Возможно, ее заразили соответствующими бактериями, этого я знать не могу, но ржавой она точно не была. Ведь я помню, как она сверкала на свету. А теперь вопрос: что все это значит? В чем подвох? К чему эта беготня, щелканье пальцами и споры с докторами?

– Это значит, сынок, – вздохнул Г. М., – что мы едва не совершили чудовищную ошибку.

– Ошибку?

– Да. Ту, которой ожидал от нас убийца. И она напрашивалась сама собой. Видите ли, преступник знал об эпизоде с булавкой. Для него это все равно что манна небесная. Так что убийца просто оставил на столике ржавую булавку, а на следующий день совершил кое-какие манипуляции и позволил природе закончить начатое. Любой врач, изучив обстоятельства, увидев симптомы и, конечно же, обнаружив эту булавку, непременно диагностировал бы столбняк. В результате несчастного случая миссис Фейн скончалась бы, а дискредитированный Ричард Рич снова остался бы крайним: мол, всему виной его халатность. Ни подозрений, ни вскрытия тела, а следовательно…

– Стойте! – Кортни вытер вспотевший лоб. – Бога ради, стойте! Так что с той булавкой, которую Рич вонзил в руку Вики Фейн?

– Ничего.

– Ничего?

– Неужто не догадались, сынок? – осведомился сэр Генри. Казалось, ему докучает невидимая муха. – Миссис Фейн вовсе не страдала от столбняка. Ее отравили стрихнином.

Глава четырнадцатая

– Стрихнин… – начал было Фил Кортни, вскочив на ноги, но Г. М. вытащил из кармана мятую сигару, откусил кончик, метко выплюнул его в камин, закурил, и над головой у него повисло облако жирного дыма.

– Дело в том, – объяснил сэр Генри, – что симптомы столбняка в точности такие же, как при отравлении стрихнином, разве что яд действует куда быстрее. Единственная разница, и она весьма незначительна, заключается в природе судорог. При столбняке мышцы постоянно напряжены, но даже самый наблюдательный врач, определившись с диагнозом, не обратит внимания на этот нюанс. – Г. М. мрачно выдохнул клуб дыма. – Миссис Фейн спасли не мы, сынок, а сам убийца, давший ей чрезмерную дозу яда. Настолько огромную, что стрихнин сам себя нейтрализовал. Когда я вызвал «скорую», чтобы бедняжке промыли желудок…

Почти не слушая, Кортни устремил взгляд в прошлое, и неясные образы, обретая резкость, соединились в вереницу воспоминаний.

– Этот убийца – приятный джентльмен, – хмуро заметил Мастерс. – Или леди. Ах да! Вижу, мистер Кортни, у вас появилась еще какая-то мысль?

Он был совершенно прав.

– Минуточку! – взмолился Кортни. – Когда же ей дали стрихнин?

– По нашему мнению, в четверг, около четырех часов дня, – ответил Мастерс. – То есть примерно за двадцать минут до того, как проявились первые симптомы. Обычно стрихнин начинает действовать в течение двадцати минут.

– Понятно. И в организм он попал перорально, так? Вместе с грейпфрутом?

– И что? – Приподняв брови, Г. М. выглянул из-за клубов зловонного дыма. – Вы тоже подались в сыщики? Но да, это так. Яд, по всей видимости, находился в грейпфруте. Во-первых, кухарка клянется, что в четверг миссис Фейн больше ничего не ела, а во-вторых, этот фрукт – один из немногих, чья горечь маскирует такой же привкус стрихнина… Пропади он пропадом!

– Вы о ком?

– О том, кто нас одурачил! – взревел Г. М. – Ведь именно я повел всех за собой по этой тропинке, именно я угодил в эту ловушку – кстати говоря, устроенную с немалым искусством – и начал разоряться насчет столбняка. Так что миссис Фейн выжила отнюдь не благодаря мне. Господи!..

– А тот грейпфрут вы нашли?

– Нет, сэр, – ответил Мастерс, – и вряд ли найдем. Тем вечером, когда отравили миссис Фейн, у нас других забот хватало. Позже сэр Генри беседовал с кухаркой, и та сказала, что выбросила грейпфрут в мусорный бак. Мы проверили, но его там уже не было. Естественно. Его кто-то забрал. – По ходу объяснения он взял карандаш, изобразил на странице блокнота нечто вроде узора, недобро зыркнул на Кортни, добавил к рисунку несколько зловещих завитушек и продолжил: – Вряд ли убийца стал бы копаться в мусоре средь бела дня. Это выглядело бы подозрительно, ведь бак стоит неподалеку от задней двери, возле садового сарая. Так что нам очень хотелось бы узнать, сэр, кто слонялся по саду после наступления темноты.

Кортни призадумался.

– И еще неплохо бы выяснить, – добавил Мастерс, обрамляя свое творение черными штрихами, – кто шнырял по дому, когда миссис Проппер готовила грейпфрут к подаче. И у кого был доступ к этому фрукту. И, помимо прочего, кто отнес его наверх, в комнату миссис Фейн.

– Но это определенно был не… – второпях начал Кортни, но тут же осекся. В него впились две пары глаз.

– Так-так, сэр? – любезно напомнил Мастерс. – Вы хотели что-то сказать?

Кортни попытался изобразить смешок.

– Я хотел сказать, что это определенно был не Фрэнк Шарплесс. Кто угодно, только не он. Предположение, что он отравил миссис Фейн, настолько невероятное, что едва ли заслуживает внимания.

– По всей видимости, вы правы, – уклончиво ответил Мастерс. – И если этот юный джентльмен проявит неосторожность, его лишат офицерского звания. Но улики есть улики…

– Кроме того, – перебил его Кортни, – это предположение вовсе не облегчает вам жизнь. Ведь вы уже доказали, что в среду вечером никто не мог подменить кинжал. И если доказать, что в четверг