Доктора уже дотащили до дуба, но ноги убивца уже не держали, поэтому поставить его на бочонок никак не получалось.

— И ин пояшет тя и ведёт, аможе не хощещи, — прошептал кто-то совсем рядом.

Новиков осмотрелся. Кажется, на него вообще никто не обращал внимания, все смотрели, как двое мужиков поддерживали врача, криво стоявшего на бочонке, а третий вытягивал верёвку с петлёй. Ну и ладно. Зверю — звериная… Да ведь человек же. Тем более что… Господи, да как Новиков сразу на это внимания не обратил.

— Стойте! — прокричал Новиков, кое-как ковыляя к плахе. — Это не он! Другой — убивец!

— Эк ты разошёлся, ваше благородие! — Это вышел вперёд Мартын, недобро улыбаясь и вытаскивая из-за пояса плеть. — Сам ведь его изловил, а теперь на попятный?

— Это не он убивал, — уже слабее произнёс Новиков, вдруг поняв, что верёвок у местных хватит и на двоих. — Я так думаю.

— А кто тогда? — притворно кротко спросил Мартын, щёлкая плетью.

— Я сейчас. — Новиков, хромая, обошёл бочонок, где доктора, уже с петлёй на шее, с двух сторон поддерживали мужики.

Чуть не вскрикнув от боли, Новиков встал на цыпочки и рассмотрел-таки связанные докторские руки. Всё верно — ни одной свежей царапины. А ведь его дочка оторвала клочок бумажки, значит, скребла ногтями по рукам убивца. Разве что он был в перчатках, да свиной кожи или ниток под ногтями девчонки не нашлось.

Новикова схватили за шкирку и швырнули спиной в толстый дубовый ствол. От удара затылком перед глазами потемнело и поплыло, ноги обмякли. Новиков как в тумане видел верёвку, качающийся бочонок, кособокую фигуру доктора.

— Это не он, — почти беззвучно шептал Новиков. — Не он.

Между чёрными силуэтами местных скользили маленькие светлые фигурки, будто бы в платьицах. В руках держали ветви с лентами. Местный поминально-похоронный обычай, как рассказывала баронесса. Чёрная баронесса-то совсем и не злая. Мертвецов не оживляет, птичий язык не разумеет. Так вот же! Всё же просто! Птиц ослепляли, чтобы они никому ничего не напели. Бред какой.

Вдруг всё затихло, и в этот миг беззвучия фигурки в белом разом хлопнули в ладошки. Бочонок упал, доктор повис, дёргаясь на верёвке. Она натянулась и лопнула, отчего врач кулем плюхнулся наземь, по которой прошла волна дрожи. Со всех сторон послышался птичий галдёж, отовсюду, хлопая крыльями, взлетали птицы. Огромные, чёрные, они носились, крича, над пустырём, нападая на орущих и размахивающих руками людей. Народ кинулся врассыпную, бросая на бегу факелы, которые медленно гасли на бестравной весенней земле.

А птицы чёрным вихрями уносились ввысь, в бирюзовое предрассветное небо. Там они кружили, волнами перетекая с одной стороны на другую. Будто огромное чёрное полотно колыхалось над Мёртвым лесом и Пустошью.

Глава 8. Грешница

Новиков очнулся ближе к полудню. Не сразу припомнил, как его чуть не волоком доставили в усадьбу и как он отнекивался изо всех сил, не давая влить в себя баронессину микстуру. Но ведь женщина всегда победит. Особенно если нацелена кому-то помочь, пусть и против воли.

Голова гудела, но Новиков всё же слез с дивана и попросил одеваться.

— Вам бы ещё полежать. — Баронесса встретила его в гостиной с французскими окнами. — Доктор сейчас у меня во флигеле. Не сбежит. И никого к нему не пустят.

— Так надо ещё убивца изловить. — Гостиная закружилась, и Новиков прикрыл глаза, ухватившись за спинку стула. — Вернее, убивицу.

— Женщина? — недоверчиво спросил голос баронессы.

— Жена доктора. У неё руки исцарапаны. — Перед глазами Новикова, среди разноцветных пятен, проплыли бледные тощие руки, покрытые неглубокими свежими ссадинами.

— Мало ли откуда, — всё не верила Евдокия. — У неё хозяйство, да ещё рукоделия.

Она замолчала. Ясно, думала о том же, о чём и поручик Новиков: жена доктора замыслила избавиться от дочки его любовницы, а чтобы спрятать одно убийство, совершила ещё десяток. Может, от злобы, может, до предела дошла.

А может, он своими кулаками из неё весь разум выбил. Вот его жена и кромсала местных девчонок, а пояски и крестики ему в подвал подсовывала, чтобы подозрение навести. И клочок бумаги наверняка заметила, только убирать не стала. Чтобы уж наверняка его повесили. И всё бы сложилось, если бы… да если бы не сам доктор, ничего бы и не было.

— Пойдёмте, Иван Алексеич. — На плечо Новикова легла мягкая женская рука. — Надо уж разделаться с этим.

Нормально шагать Новиков пока не мог, так что Мартын довёз их с баронессой до докторского дома на коляске. Только кажется, ничего ещё не было кончено — во дворе жались друг к дружке напуганные женщины, опасливо глядя на дом, из которого доносились вой и вопли.

Первым в дом вошёл Новиков, сразу двинулся на голоса. Рядом тихо ступал Мартын, с плетью наготове. Так они добрались до спальни, откуда и нёсся женский рёв. Новиков здоровой рукой осторожно приоткрыл дверь. На полу сидела растрёпанная жена доктора, рвала на себе волосы, раскачивалась и вопила.

Новиков и Мартын вошли в комнату и сразу увидели на полу подушку, а на кровати — бледную девочку с приоткрытым ртом, стеклянными глазами смотревшую в потолок.

— Это я виновата, — рыдала докторша. — Я! Я их уморила, а теперь и мою девочку Бог прибрал! Грешница! Грешница! В аду буду гореть!

— Птицы при чём? — тихо спросил Новиков.

— Так я им говорила, мол давай птичку поймаем, — почти разумно проговорила докторша. — Чтобы на Благовещение выпустить. Но они же болтливые, эти твари. Щебечут, орут, и всё галдят. Вот я им глаза и выкалывала, чтобы не видели, как я…

Жена доктора надрывно задышала и легла на пол, подложив локоть под голову.

— Всё знают, птицы всё знают, они расскажут, — бормотала докторша. — Улетят да Боженьке в уши напоют.

— В сумасшедший дом её сволочь надо, — тихо проговорил Мартын. — Если доживёт. Вдова обрадуется. На улице ведь стоит, ждёт, когда эта выйдет.

— Вдова? — переспросил Новиков, внутри которого боролись сочувствие и отвращение. — Это любовница врача? Она здесь?

Мартын только кивнул на окно за тюлевыми занавесками. Новиков пригнулся. Действительно, в компании истеричных женщин во дворе стояла одна спокойная, бледная, в чёрном платье.

Новиков уже было выпрямился, да наклонившись, взглядом зацепил нечто неуместное. Подошёл к девочке на постели.

— Ваше благородие, ты чего? — прошептал Мартын.

Новиков наклонялся и так, и этак. Потом пальцами поддел и вытащил изо рта мёртвой девочки смятое белое пёрышко.

— Это ещё что? — громко произнёс Мартын.

— А ну прочь! — взревела