Через месяц я был осужден на 20-летнюю каторгу за предумышленное убийство, но ввиду моего добровольного сознания в преступлении и иных смягчающих обстоятельств, срок наказания сокращен был на 10 лет.

Не буду описывать того, что я выстрадал в первое время ссылки. Через год мне удалось бежать. Долго скитался я по небольшим городкам и глухим уголкам Германии и Франции, служа то матросом, то поденщиком, то пахарем, и этим добывая себе пропитание. Когда же наконец суровая жизнь, лишения и время достаточно изменили мою наружность для того, чтобы я мог остаться неузнанным, я решился вернуться в Англию. С небольшой суммой, сколоченной мною из моих скудных заработков, приехал я в Лондон и, остановившись в скромной гостинице на Стридже, под именем мистера Артура, начал соображать мои дальнейшие действия. Я ничего не знал о судьбе Аделины и Энид. Первым делом моим было отправиться в дом, где я жил с женою до катастрофы. Он был занят другими жильцами и на вопрос мой, куда переселилась жившие здесь раньше Кранстоны, привратник отвечал, что с джентльменом случилось несчастие, а его леди переехала в Парк-Лэйн.

— Какое же несчастие постигло джентльмена? — спросил я с равнодушным видом и с трепетно бившимся сердцем.

— Кажется, он застрелил кого-то из-за карточного долга или что-то в этом роде, и отправился в Портланд, — отвечал привратник. — Впрочем, я подробностей не знаю.

Больше я ничего не добился от него и отправился в Парк-Лэйн, рассчитывая как-нибудь разузнать, в каком доме живет Аделина.

Была ранняя весна; вошедши в Парк, я почувствовал усталость и сел отдохнуть на траву под деревом; незаметно для самого себя я заснул. Когда я проснулся, то первое, что бросилось мне в глаза, был сидевший недалеко от меня на скамейке человек в изношенном, грязном платье, без признаков белья, совершенный тип уличного бездомного бродяги. Лицо его показалось мне как будто знакомо и, вглядевшись, я узнал Флеминга.

В первое мгновение я подумал, что еще сплю и вижу сон, но сомнения мои рассеялись, когда человек охрипшим от джина голосом обратился ко мне.

— Так вот вы и пожаловали сюда, — сказал он. — Спасибо вам за то, что избавили меня от больших хлопот.

— А разве вы искали меня? — спросил я, в недоумении смотря на него.

Он грубо засмеялся.

— Не больно-то искали, а сами на глаза попались, — отвечал он. — Уж не думаете ли вы, что я вас выследил из любви к вам, мистер Кранстон. Наверное, вы не позабыли еще, как вытолкали меня из дому, даром что тогда на мне была сбруя не хуже вашей? Я-то этого никогда не позабуду. А все-таки вы дорогой человечек для меня, мистер Кранстон! Ха, ха, ха! Вас можно разменять на довольно-таки объемистую охапку банковых билетиков, а потом отправить к дьяволу!

Я не сомневался, что предо мною сумасшедший, но он меня узнал, и это грозило мне страшной бедой. Поэтому я встал и хотел уйти. Но он также встал и подошел ко мне.

— Ваша жена хочет видеться с вами, — сказал он.

— Жена? Это она прислала вас? Где она?

— Тут не очень далеко. Чему обрадовались? Погодите еще валять дурака, кажется, вас и без того довольно дурачили. Идите, что ли!

Тон его был нахален, взгляды наглы. Но я не обращал на него внимания. В голове моей мысли кипели как в толчее, и я нетерпеливо торопил моего оборванного проводника.

Мы дошли до одного из небольших ресторанчиков в улице Сото, и Флеминг провел меня в отдельный кабинет, дверь которого он отворил не постучавшись. Аделина сидела у стола, на котором стоял стакан с желтым напитком и куском льда и двумя торчавшими соломинками. В крошечной комнате помещались только этот стол, диван у стены и кресло. На противоположной стене висело большое зеркало, и в нем я увидал прежде всего отражение лица моей жены. Я приметил, что она возбуждена, постарела со времени нашей разлуки и что на ней лежит отпечаток огрубелости. Пальцы ее унизаны были дорогими кольцами, портившими форму ее прелестных рук. При нашем прибытии она не обернулась, а только странно изменившимся голосом спросила:

— Это ты, Джо?

— Это я, — фамильярно отвечал Флеминг, — и со мною он.

— Кто? Герцог?

При этом я видел в зеркале, как лицо ее вспыхнуло гневом и она поспешно отодвинула от себя стакан с соломинками.

— Герцог? О, нет! Я поймал тюремную птичку!

Тогда она встала, повернулась ко мне, посмотрела на меня и… засмеялась. Флеминг также засмеялся.

— Не похож на прежнего щеголя наш молодчик? — произнес он, кивнув в мою сторону.

Аделина взглянула мне в лицо, и, должно быть, выражение мое испугало ее, потому что она угрюмо приказала Флемингу выйти.

Он неохотно повиновался и мы остались одни.

— Что же ты молчишь? — сказала она. — Мы так давно не видались, что, кажется, ты мог бы выказать больше интереса к твоей семье.

— Я не знаю с чего начать, — глухо отвечал я. — Прежде всего, как ты узнала о моем возвращении?

— Об этом после всего. Неужели у тебя нет других вопросов?

Она говорила холодно и небрежно, и, глядя на нее, я дивился, куда девалась ее былые грация и изящество манер и движений? Теперь предо мною была красивая, но значительно помятая женщина, с пошибом уличных очаровательниц.

— Так скажи, где наша дочь, Энид?

— В Шотландии.

— С кем она живет?

— С своей старой няней, Ферншо. Ты ловко распорядился, однако! Жену бросил без гроша, а девчонку сделал миллионершей!

Она опять уселась и, говоря, потягивала через соломинку желтую жидкость. Щеки ее раскраснелись, глаза заблестели, и возбуждение ее видимо росло.

— Только такой старый идиот, как твой дядюшка, мог оставить такое нелепое завещание! — продолжала она, гневно ударив кулаком по столу. — Все предоставить этому ребенку, отстранив от нее мать, ее ближайшую покровительницу!

— Какое завещание? О чем говоришь ты? — в недоумении спросил я.

— Какое завещание? Ты не слыхал еще, что дядя твой умер? Нет? Впрочем, где же мог бы слышать об этом ты, беглый каторжник, скрывающийся от света? Дядя назначил Энид наследницей своего огромного состояния, с условием, чтобы девочка жила с своей няней под надзором выбранного им самим опекуна до тех пор, пока вернется ее отец из… заграничного путешествия. Тогда она может, если пожелает, поселиться с отцом. Всякие