class="p1">Продавец, Петракова Вера, худенькая брюнетка лет двадцати пяти, появилась минуты через две и особого испуга не выказывала — видать, завмаг успела предупредить, что боятся нечего. 
— Галина Афанасьевна сказала, что вы про новые купюры спрашивали? Ну да, были… Мы почти сразу и позвонили… ну, как заметили… Вечером стали выручку считать… Уж извините, как смогли — сами понимаете, народу…
 — Что ж, спасибо и на том, — покивал участковый. — И конечно, кто ими расплачивался, вы сейчас уже и не помните…
 Продавщица меланхолично пожала плечами и хмыкнула:
 — Почему ж не помню? Одного как раз очень даже помню! Валька Карасев расплатился. Третьего дня еще.
 — Карась?! — вскинул брови Дорожкин. — Новенькой «красненькой»?
 — Вот и я удивилась, потому и запомнила… Кого другого — нет, а вот Карасева запомнила.
 — Интересно, откуда она у него?
 — Не знаю. Может, где захалтурил?
 — А где он сейчас работает?
 — Так у нас иногда… грузчиком… А официально числился в ЛДОКе. Ну рядом тут, на складах… Если уже за пьянку не выгнали…
 Поблагодарив бдительную продавщицу, участковый поднялся со стула… и в дверях столкнулся с заведующей — та держала в руках две бутылки пива:
 — А это, Игорь Яковлевич, — вам! Холодненькое!
 — Типа взятки, что ли?
 — Ну что вы… Просто без очереди. Поди, дел-то полно… Семьдесят четыре копейки с вас…
 — А, ну если так, тогда спасибо, Галина Афанасьевна!
 Дорожкин протянул заведующей мятый бумажный рублик… и тут же получил сдачу — двадцать копеек и пятак.
 — Ну копеечку должны будем — напомните! — засмеялась завмаг. — Или вот… Держите-ка спичечек коробок.
 Пиво участковый не прятал, так в руках и нес. Чего ж собственного народа стыдиться? Тем более что куплено честно…
 — Что-то мало взял, командир! — засмеялись в очереди лесорубы.
 Милиционер отмахнулся:
 — Так ящиками-то не пью… Вы лучше скажите, Карасева Валентина поблизости не видали?
 — Карася-то? Дак он давно уже в зеленом ресторанчике! Вместе с ханыгами-дружками…
 — Поди, уже тепленькие.
 — Вон там, командир, за той вербой…
 Сунув пиво в коляску, Дорожкин обогнул кусты, зайдя, так сказать, с тыла. Услыхав за кусточками голоса, ненадолго остановился, прислушался…
 — А я ее ага… Слышь? А она мне… Вот же ж тварина!
 — А ты б ее…
 — Слышь! А я тогда…
 Судя по голосам, еще не такие и пьяные. Ну, да это дело недолгое…
 Хмыкнув, участковый развел руками ветки…
 — Здравствуйте, товарищи алкоголики!
 — Ой! — у кого-то из ханыг выпал из рук надкусанный плавленый сырок. — Игорь Яковлевич!..
 — Хорошо устроились! — Дорожкин сразу начал с наезда. — А между прочим, статью двести девятую за тунеядство еще никто не отменял!
 — Дак мы, товарищ начальник, работаем! В леспромхозе…
 — От вашей-то работы, я смотрю, кони не сдохнут! Стаканы откуда взяли? Из автомата, поди?
 — Что ты, начальник! — замахал руками осанистый Колька Дебелый. — Как можно? Стаканы эти тут завсегда, на ветках висят — сохнут…
 — Ага… и никогда не бьются!
 — Не, в автомате мы не брали… Скажи, Карасик?
 — Точно не брали, гражданин начальник! Не мы это — зуб даю!
 Валентин Карасев недавно вернулся с отсидки, где отмотал два года за кражу. Лет тридцати, чернявый, небольшого росточка, с вытянутым, словно у колхозного мерина, лицом и впалыми щеками. По характеру же — трусоват, в драку не кинется, хотя дешевые понты бросать может, особенно среди малолеток…
 — А ты, Валентин, чего на отметку не явился? — глянув на Карасева, недобро прищурился участковый.
 Темные, близко посаженные глазенки недавнего сидельца испуганно забегали:
 — Так это… командир… забыл! Зуб даю — забыл… Вот из головы вылетело… Завтра же приду, клянусь!
 — Завтра можешь не приходить, — Дорожкин милостиво кивнул и усмехнулся. — Прямо сейчас беседу составлю! Отойдем на пару минут.
 — Ну, Игорь Яковлевич! Това-арищ начальник… — глядя на наполненные стаканы, заканючил Карась. — Может, это…
 — Не может! Сказал — на пару минут.
 * * *
 Переговорили здесь же, на лавочке под рябиной…
 Дорожкин не собирался здесь долго париться, сразу приступил к делу.
 — Червонец? — нервно переспросил Карась. — Какой червонец?
 — Новенький такой, хрустящий… Только не говори, что вам в ЛДОКе аванс такими купюрами выдали, — я проверял!
 Ничего, конечно, участковый не проверял — просто взял на понт, с трусоватым Карасевым такой номер вполне прошел бы…
 — Ты же им в «Заре» расплатился, забыл?
 — А, червонец… «красненькая»… Ну расплачивался — и что? Э, начальник, это честный червонец, не ворованный! Мне его баба моя дала и в магаз за бухлом отправила!
 — Кто-кто дал?
 — Ну говорю ж — моя баба!
 Выражение «моя баба» Валентин произнес с гордостью, чтобы видели — он не какой-нибудь там никому не нужный шаромыжник, а человек солидный, авторитетный… вот даже баба у него есть!
 — Понимаю, что баба, — прищурился участковый. — Кто такая? Проживает где?
 — Дак это… Танюха! А живет на Нагорной…
 — Танюха с Нагорной? — Дорожкин едва сдержал смех. — Щекалова Татьяна, значит, нынче твоя женщина? Ну-у… шерочка с машерочкой… друг друга нашли! А у нее червонец откуда?
 — А я почем знаю, начальник? — пожал плечами Карасев и сплюнул через выбитый зуб.
 * * *
 Татьяна Максимовна Щекалова, в просторечье — Танька Щекалиха, разбитная особа лет под тридцать, состояла на учете у Дорожкина уже лет семь как лицо, ведущее антиобщественный образ жизни и склонное к мелким кражам. Проживала Танюха в покосившейся избе на самой окраине городка, на улице Нагорной, сразу за старой церковью, где всегда ошивалась местная шваль типа Ваньки Кущака с дружками. Игорь давно собирался упечь ее за тунеядство, тем более что условный срок у нее уже был… Однако, судя по всему, Щекалиха образумилась и последние годы вела себя смирно, по крайней мере, соседи на нее не жаловались. Разве вот недавний случай с постельным бельем…
 Ну что же… сию особу можно и навестить, тем более давненько что-то она не проверялась по месту жительства…
 — Татьяна вроде в больнице работает, уборщицей…
 — Не, начальник! Уволилась с месяц назад, теперь на «елочках».
 Понятие «на елочках» означало работать в пригородном лесхозе по восстановлению лесного фонда. Работа была временная, сезонная… однако, если не лениться, можно было получить неплохие деньги. Да и брали туда всех, даже школьников…
 — А в уборщицы-то она всегда сможет. — Валентин с тоской оглянулся на заросли.
 — А дома Татьяна когда будет?
 — Так она и сейчас дома. Приболела — на работу с утра не пошла.
 Знакомая изба на Нагорной выглядела неожиданно нарядно. Ситцевые занавески, цветочки на подоконнике, небольшой огородик и даже цветочная клумба! Рядом с клумбой, на старой раскладушке, лежала молодая женщина в черных трусах и белом лифчике — загорала. Этакая вполне себе стройная блондинка… Ну да, красивая, в общем,