нам Вася Колобок, вроде поговорили о разных вещах, никто никого не оскорблял, а он вдруг с какой-то обидой ушел от нас. Я, например, помню, когда только-только замуж вышла, заговорила о мужчинах с одной девушкой на кирпичном заводе. Я там газетой заведовала и по старинке набирала так называемых рабочих корреспондентов, чтобы они сами писали о своих насущных проблемах, а то приходилось брать распечатанные выступления активистов на профсоюзных конференциях. И вот одна молодая женщина стала мне заметки писать. Не слала, а приносила в редакцию. И разговаривали мы с ней о том о сем. Так вот как-то она поделилась со мной сокровенным: собирается замуж, а будущий муж как-то не очень ей на сердце ложится. Но замуж очень хочется, тем более что у нее дочь малолетняя от почти случайной, можно сказать, связи. Будущий муж — мужчина видный. Познакомились они на курорте: у них там возник роман. Он не местный, но решил к нам перебраться и на ней жениться. Так вот, мужик этот не старый, симпатичный даже и с иголочки одет. Говорит на умные темы, но, как она мне призналась, заставляет ее дома ходить в одном белье. Только трусики да лифчик. Она попыталась отказаться, но он чуть ли не рассвирепел. Вот она и советовалась со мной, хотела узнать: пройдет это у него или нет. Ну не нравится ей совсем в таком виде по квартире. А замуж-то хочется.

— И что ты ей тогда посоветовала?

— Да уж не помню. Сказала… ну что всякие бывают мужики — этот хоть не пьет и к другим бабам не бегает… Да и любит ее, вероятно, раз лишний раз хочет на ее тело посмотреть. Поженились они и до сих пор вместе. Теперь она начальник планового отдела, конечно, растолстела немного… И вот я думаю, заставляет ли он сейчас ее в неглиже по квартире расхаживать.

Глава седьмая

Василий подъехал к зданию управления, вышел из автомобиля, огляделся и почти сразу увидел стоящего за широким стволом старой липы Алексея. Направился к нему и, не дойдя нескольких шагов, спросил:

— Чего ты прячешься? У тебя сейчас ведь все по закону.

— Привычка, — ответил школьный друг.

— Получишь паспорт, восстановишься в армии…

Друг не отвечал.

— Ты обедал сегодня? — поинтересовался Колобов и, не услышав ответа, добавил: — И не завтракал, конечно. А место для ночлега нашел?

— В своем гараже пока устроился. Леонид Тарасович пообещал вернуть его мне.

— Пащенко? Вероятно, совесть в нем заговорила, ведь он тогда больше всех бушевал на суде. Хотя, с другой стороны, мужика понять можно: все-таки дочь пострадала. Она ведь совсем маленькая была… — Василий посмотрел на крыльцо здания горотдела и предложил: — Пойдем пообедаем. Меня тут собирались угостить, но я отказался из принципиальных соображений, а есть хочется.

— А мне не хочется совсем: вчера Соболева в гараж много чего притащила. Так сегодня с утра я поклевал то, что осталось, правда, все всухомятку. Но я к тебе пришел с двумя вопросами. Первый: мне нужен какой-нибудь мобильный телефончик. Своего нет, а новый купить не получится, кто ж мне продаст, если у меня сейчас не паспорт, а справка об освобождении.

— Найдется, — кивнул Колобов, — у меня в кабинете есть мой старый. Только он заряд держит пару дней всего. А второй вопрос?

— По моему делу имеются вопросы. За все годы, что я парился зря, что-нибудь выяснили?

— Выяснили, что ты ни при чем. И это самое главное. А что касается настоящего преступника, то в этом направлении никаких подвижек.

— Меня опрашивали всякие психологи, психиатры, сексологи на предмет психических и сексуальных расстройств. У них у всех убеждение, что на девушек нападают только люди с расстройствами в сексуальной сфере. Возможно, так оно и есть — я на зоне видел парочку таких. Если бы не брезгливость, побеседовал бы с ними, узнал бы, что их подвигло на преступления, но к ним подходить западло было. Только оба точно с головой не дружили.

— Я видел заключения специалистов, которые с тобой работали. Тебя признали полностью здоровым. Было лишь указано, что возможны последствия после твоего участия в боевых действиях. Но если ты помнишь, твой адвокат на суде отверг такие предположения, заявив, что преступника судят не за то, что он, возможно, что-то мог совершить, а за доказанные противоправные деяния, когда имеются свидетели и вещественные доказательства. В твоем случае за свидетельские показания посчитали рассказы людей, которые видели красный мотоцикл, предположительно «кавасаки», и мотоциклиста в черном шлеме с темным стеклом и в рыжей кожаной куртке. Лица его никто не видел, но в твоем гараже при понятых был обнаружен черный мотоциклетный шлем типа модуляр и рыжую кожаную куртку. А еще нашли десантный нож и платьице со следами крови. Платье принадлежало твоей соседке — дочери Пащенко. Что касается спецов, то все они среди ряда причин, толкающих маньяков на сексуальные преступления, указали на их несостоятельность как мужчин. Например, жена постоянно утверждает, что он ее не удовлетворяет, и делает она это в провокационно грубой форме, рассчитывая его разжечь, а вызывает лишь ярость и злость по отношению ко всем женщинам. Он бы и жену убил, но понимает, что станет первым подозреваемым. Но все равно такие случаи нередки. Другой вариант, когда человек не женат, а он гиперсексуален, но имеет какой-нибудь дефект внешности, который отталкивает от него женщин… Есть уроды, которые в нормальных условиях не могут никак… Такие должны совершить нападение в самых неприспособленных для этого местах, рискуя быть застигнутым, например, в раздевалке спортивного зала или в женском туалете… Я пытался пробить в этом направлении: может, кого-то ловили неоднократно на подглядывании, на попытках нападений, на постоянных приставаниях… Но меня почти сразу отстранили и даже в группу не включили… А я и с местными врачами переговорил и несколько человек попали в мой список подозреваемых… Я доходчиво объяснил?

— Нормально объяснил, но меня интересует не это. Ты сказал, что у тебя были подозреваемые. Хотелось бы узнать, кто они.

Колобов прищурился, потом посмотрел в сторону на здание городского управления. Вздохнул, но все же ответил:

— Ты ведь понимаешь, что это служебная информация, раскрывать которую нельзя. Но ты не просто мой друг, ты — мой лучший друг, которому я не смог помочь, за что себя сейчас казню. Итак: под подозрением оказались около десяти человек. Один из них особенно показался мне подходящим. Да что там подходящим — я даже не сомневался, что он и есть маньяк-убийца. Он работал