— Слушаю. Но не думаю, что я… Нельзя ли обойтись без иска против мистера Буша?

— С какой стати?

— Я не думаю, чтобы он мог сказать обо мне нечто подобное. Уверена, он бы не стал.

— Вероятно, и другие ничего подобного не говорили. Наша цель — расшевелить их, заставить суетиться.

Элма кивнула.

— Да, я понимаю, но не хочу, чтобы мистер Буш думал, будто я думаю, что он мог оклеветать меня. Если вам нужно… Если мистеру Вулфу нужно поговорить с ним, я попрошу мистера Буша прийти и почти уверена, что он придет.

Я смерил ее взглядом.

— Похоже, сегодня утром вы кое о чем умолчали. Говоря о Буше, вы не упомянули, что он откликается на ваш свист.

— Я и сейчас этого не утверждаю! — возмутилась Элма. — Я говорю лишь, что он хороший человек, честный и не способный на такое!

— Вы часто встречались в неурочное время?

— Нет. После мистера Эшби я решила не встречаться с сослуживцами, ни с женатыми, ни с холостыми.

— Ладно, Буша исключим, но при условии, что вы приведете его, как только он нам понадобится. Если понадобится. — Я встал. — Давайте спустимся в кабинет, позвоним Паркеру, а потом заберем вещи, которые могут вам потребоваться, ибо вы остаетесь здесь на неопределенное время. Может быть, на двое суток, а возможно, и на два месяца. Когда мистер Вулф…

— Два месяца? Но я не смогу!

— Сможете. И в случае нужды останетесь. Если вас тоже убьют, мистер Вулф лишится почти всех шансов посрамить Крамера, а это навеки ввергнет его в печаль и, значит, он станет вовсе невыносим. Если вы хотите привести в порядок лицо и волосы, хотя, по-моему, они и так в порядке, я подожду вас в кабинете.

Пока я ждал ее, чтобы позвонить Паркеру (он не мог действовать, не услышав голоса своей клиентки и не убедившись в ее существовании), мне пришло в голову звякнуть Вулфу в оранжерею и спросить, хочет ли он видеть у нас Эндрю Буша в шесть часов. Но я решил не делать этого: Вулф наверняка настоял бы, чтобы Буш пришел вместе с остальными. Ведь я — мягкотелый добряк.

Элма спустилась вниз намного раньше, чем это сделала бы на ее месте любая другая девушка после дневного сна. Я набрал номер Паркера, сообщил ему, что все устроено, но Буша надо вычеркнуть из списка ответчиков, и передал трубку Элме. Паркер спросил, начинать ли ему действовать в ее интересах в соответствии с указаниями Вулфа, и Элма ответила «да». Вот и все. Я сказал ей, что должен позвонить еще в одно место, набрал номер «Газетт», соединился с Лоном Коэном и спросил его, остается ли в силе предложение написать за тысячу долларов статью о Пите Вассосе. Лон ответил, что сначала должен посмотреть статью.

— Нам недосуг заниматься писаниной, — сказал я ему. — Мы слишком заняты. Но, если хочешь получить кое-что задаром, знай, что его дочь, Элма Вассос, обратилась за помощью к знаменитому частному сыщику Ниро Вулфу и живет в его доме. Связаться с ней невозможно. По совету Вулфа она наняла знаменитого адвоката Натаниела Паркера, и он по ее поручению готовит судебные иски против Джона Мерсера, Филипа Горана, Фрэнсес Кокс, миссис Дэниз Эшби и инспектора Крамера из управления полиции Нью-Йорка. С каждого из них она требует миллион в возмещение ущерба, причиненного клеветой. Иски будут поданы завтра, возможно, ты успеешь тиснуть это в утреннем выпуске. Сообщаю эти сведения тебе одному по указанию мистера Вулфа. Мы сказали Паркеру, что ты, возможно, позвонишь и потребуешь подтверждения. Ты его получишь. Твой Арчи Гудвин. До встречи в суде.

— Погоди, погоди! Не можешь же ты просто взять да и…

— Извини, я занят. Перезванивать бессмысленно, я ухожу. Печатай. Заплатишь потом.

Я положил трубку и заглянул на кухню предупредить Фрица, что мы уходим. Когда я вернулся к вешалке, Элма уже надела пальто и шляпку. Жила она на юге, и мы отправились на Девятую авеню ловить такси. Ходить Элма умела. Когда идешь рядом с девушкой, сразу видно, захочется ли тебе потанцевать с ней. Девушке вовсе не обязательно шагать в ногу: она может просто не поспевать. Главное — чтобы поступь была непринужденной и девушка не липла к спутнику.

Еще одно примечательное обстоятельство: когда такси свернуло на Грэм-стрит и остановилось перед домом 314, Элма не стала извиняться за убожество здешних мест. Кроме того, в декабрьских сумерках все тут выглядело не так скверно, как при солнечном свете, но это — свойство любой улицы: в полумраке грязь кажется менее грязной. Парадному, в которое ввела меня Элма, не помешало бы внимание уборщицы. А когда девушка открыла ключом дверь на лестницу, я увидел, что и там такое же неряшество.

— Третий этаж, — сказала Элма и начала подниматься по ступенькам. Я пошел следом. Честно говоря, мне показалось, что девушка немного переигрывает. Уж могла бы сказать: «Когда я получила работу, то хотела переехать, но папа не согласился». Так, между делом. Но она не проронила ни слова.

На третьем этаже Элма пошла было по коридору в сторону заднего фасада здания, но, сделав два шага, остановилась и сказала:

— Что такое?.. В квартире горит свет.

Я взял ее за локоть и шепотом спросил:

— Какая квартира?

Элма указала направо, и я увидел пробивавшуюся из-под двери полоску света.

— Звонок есть? — прошептал я.

— Он сломан, — шепотом ответила Элма.

Я подошел к двери и постучался. Вскоре дверь открылась, и я увидел мужчину примерно моего роста, с широким плоским лицом и густыми всклокоченными русыми волосами.

— Добрый вечер, — сказал я.

— Где мисс Вассос? — спросил мужчина. — Вы из полиции? О, слава Богу!

Подошла Элма.

— Но вы… как вы… Это мистер Буш. Мистер Гудвин.

— Кажется, я… — Он умолк, очевидно, не очень представляя себе, как выглядит в наших глазах, и принялся переводить взгляд с Элмы на меня и обратно.

— Предлагаю честную сделку, — сказал я. — Вы рассказываете мне, зачем пришли сюда, и тогда я рассказываю вам, зачем пришел