Я упускаю что-то очень важное.

На загадки Тобиаса Хоторна всегда были четкие ответы. Наверняка то же можно было сказать и о головоломке, придуманной Джеймсоном. В этом я не сомневалась. И все же уже не первый час натыкалась на одни тупики.

Процессия апостолов продолжала движение, а я сосредоточилась на дыхании и постаралась выбросить из головы все лишние мысли. Я справлюсь.

Без девяти минут семь. Если записать цифрами, 6:51. Тут меня что-то зацепило. Повинуясь интуиции, я опять достала записку с подсказкой и прочла:

Украсть – или взаймы взять?

Поверь, нечего тут кивать.

Нынче, сэр, выиграна война.

Без девяти минут семь

В 1561 год, в январе второй день.

Я уставилась на последнюю строчку стихотворения. 1561. Сердце пропустило удар. Те же цифры, что в 6:51, плюс еще одна.

Я обернулась к Орену.

– Есть ручка?

В итоге ручку мне дал кто-то из туристов – у Орена ее не нашлось. За неимением другой бумаги я перевернула записку с подсказкой и нацарапала на обратной стороне год, время и еще две цифры: 2 – означало «второй день», 1 – «января».

Получилась такая последовательность: 1651, 6:51, 2 и 1.

И тут меня осенило. Я переставила цифры и записала их еще раз: сперва год, потом день, потом месяц и, наконец, время.

156121651.

Это же цифровой палиндром! Я быстро подняла глаза на первую строчку стихотворения. Украсть – или взаймы взять? Borrow or rob? Я ругнулась вполголоса – отчасти потому, что было обидно за себя (как можно было так долго не замечать суть?!), отчасти от восхищения Джеймсоном Хоторном и его гениальной хитростью.

Borrow or rob?

Don’t nod.

Now, sir, a war is won[4].

Каждая строчка представляла собой палиндром – то есть одинаково читалась и слева направо, и справа налево. Джеймсон. Мать его. Хоторн. И как я сразу не догадалась?

Я подняла глаза, ни капли не сомневаясь в том, что где-то в толпе притаился Джеймсон Винчестер Хоторн и теперь наблюдает за мной. Он и правда стоял неподалеку и уминал какую-то булку цилиндрической формы. На его губах играла очень довольная улыбка.

Как только наши взгляды встретились, он сразу все понял. Понял, что я разгадала его код.

И торжественно помахал мне своим обедом.

Я фыркнула и отвернулась. Нашла экскурсовода, который недавно рассказывал про часы, и спросила:

– Если я скажу «Прага» и «палиндром», у вас возникнут какие-нибудь ассоциации?

Экскурсовод расправил плечи. Казалось, спустя много лет наконец настал его звездный час.

– Разумеется.

Глава 8

Я вернулась на Карлов мост, точнее, к башне на восточной стороне, и отыскала там заветные цифры.

135797531.

Палиндром представлял собой дату, совсем как в моей подсказке. В 1357 году, девятого июля, в пять часов тридцать одну минуту утра, был заложен первый камень этого моста. Суеверный правитель. Советник-математик, к которому обратились за расчетами. Дата-палиндром.

Сюжет что надо! Джеймсон отнюдь не шутил, когда сказал, что этот город сделал за него почти всю работу.

– Оцени свою ненависть ко мне по шкале от одного до десяти! Ты меня просто ненавидишь или так, что прибить хочется? – полюбопытствовал Джеймсон, остановившись рядом со мной.

Он улыбался с самодовольством кота, слопавшего канарейку. Так и хотелось сделать с ним… что-нибудь.

– Прибить – еще слабо сказано, – сообщила я, но от задания отвлекаться не стала. Я наконец оказалась в нужном месте, но второй подсказки пока не нашла.

Еще минут десять я ощупывала мост, пока – бинго! – не нащупала между камней что-то маленькое, изящное и металлическое.

Я поднесла находку к глазам, чтобы получше рассмотреть. Серебряный шарм. Форма угадывалась безошибочно.

– Эйфелева башня? – спросила я, взглянув на Джеймсона.

Следующим утром

– М

не нужна конкретная локация, – сказал Орен Джеймсону. – Детали. Имена, если они тебе известны.

Джеймсон улыбнулся главе моей службы охраны своей самой дерзкой и беззаботной улыбкой.

– А мне надо в душ.

В этом был весь он, человек, который вечно балансирует на краю пропасти и не боится зайти слишком далеко – или разогнаться чересчур быстро, лицедей, который прячется за усмешками, как за щитом.

Может, Орен и купился на его спектакль, но только не я. Мне казалось, что со своего места я слышу, как тяжело стучит сердце Джеймсона. Трудно было объяснить словами, по каким приметам я все это понимаю, – я просто знала его, и все.

Знала, как никто другой.

Он прошел мимо меня так близко, что легонько задел плечом.

– Джеймсон, – позвала я, и он тут же остановился и повернул голову в мою сторону, точно и сам не мог совладать с собой, точно я была севером, а он – стрелкой компаса.

– Эйвери, – произнес он так, что я едва справилась с собой. Казалось, он умоляет и проклинает меня одновременно.

А вдруг он повторял мое имя и в те минуты, когда кровь из раны заливала ему грудь?

Я видела, как тяжело он дышит, обдумывая следующие слова.

– Ты можешь заставить меня сказать правду, – наконец тихо произнес он.

Ни усмешек, ни ухмылок, лишь искренность. Я прекрасно понимала, о чем он. Одно короткое слово – Таити – способно было вытянуть из него любые признания. Но…

– Но я прошу тебя, – все тем же тихим голосом продолжал Джеймсон, – этого не делать.

Да, я могла заставить его рассказать мне всю правду. Таков был наш уговор. Он мастерски умел прятаться под масками, а я – лгать самой себе, но «Таити» значило, что пора сбросить броню, перестать прятаться и ходить вокруг да около.

«Таити» было сигналом, что пора выложить все карты.

Ты можешь заставить меня сказать правду. Но я прошу тебя этого не делать.

Джеймсон Хоторн редко о чем-то просил. Обычно он соблазнял. Заманивал. Создавал. Давал. Но сейчас перешел к просьбам.

Я сглотнула.

– Иди в душ, – сказала я хриплым голосом. – А потом я тебе перевязку сделаю.

По пути к аптечке я выразительно посмотрела на Орена и мысленно телеграфировала ему: «Мы не будем поднимать эту тему. Пока нету».

Глава 9

Два дня назад…

Петршинская башня, не совсем точная, уменьшенная в пять раз копия Эйфелевой, располагалась на самом высоком холме Праги, напротив замка. Расшифровать вторую подсказку, данную Джеймсоном, оказалось совсем