В Индии доктор Ройлотт женился на моей матери, миссис Стоунер, молодой вдове генерал-майора Стоунера из Бенгальской артиллерии. Мы с моей сестрой Джулией были близнецы; когда мать вступила во второй брак, нам исполнилось по два года. Матушка владела немалым состоянием – не менее тысячи фунтов годового дохода – и целиком завещала его доктору Ройлотту, до тех пор пока мы с ним живем; когда же вступим в брак, каждой будет полагаться в год определенная сумма. Вскоре после возвращения в Англию матушка умерла – погибла при несчастном случае на железной дороге близ Кру. Доктор Ройлотт оставил попытки завести практику в Лондоне и поселился вместе с нами в старом родовом гнезде, Сток-Моране. Денег, завещанных моей матерью, хватало на все нужды, и ничто не препятствовало нашему безоблачному существованию.

Но к тому времени с отчимом произошла страшная перемена. Вместо того чтобы заводить друзей и обмениваться визитами с соседями, которые сперва бурно радовались возвращению наследника в древнее фамильное гнездо, он затворился в доме и выходил только изредка, затевая жестокие ссоры с каждым, кто попадется на пути. Мужчинам из его семьи достается по наследству буйный, граничащий с безумием темперамент, а на отчиме, верно, сказалось еще и долгое пребывание в тропиках. Произошло несколько постыдных скандалов, два из них закончились в полицейском суде. Отчим стал наводить страх на всю деревню, при виде его народ разбегается, потому что он обладает чудовищной силой и необуздан в гневе.

На прошлой неделе отчим швырнул через перила в реку местного кузнеца, и понадобились все деньги, какие я смогла собрать, чтобы избежать огласки и нового позора. Друзей у него нет, за исключением бродячих цыган; он позволяет им устраивать стоянки в своем имении, то есть на нескольких акрах ежевичных зарослей, и сам пользуется время от времени их гостеприимством – неделями странствует с ними и живет в их шатрах. Еще он питает пристрастие к индийским животным, которых ему посылает один тамошний знакомый. Сейчас по парку свободно бродят гепард и павиан, и деревенские боятся их не меньше, чем самого хозяина.

Вы понимаете, что у меня и моей бедной сестры Джулии было в жизни не так уж много радостей. В услужение к нам никто не шел, и долгое время мы с сестрой сами исполняли всю работу по дому. Джулия дожила всего лишь до тридцати, но волосы у нее уже начинали седеть – в точности как мои.

– Так вашей сестры нет в живых?

– Она умерла два года назад, как раз о ее смерти я и хочу с вами поговорить. Как вы, наверное, догадываетесь, при таком образе жизни мы редко могли видеться с людьми, равными нам по возрасту и положению. Однако у нас есть незамужняя тетка, сестра нашей матери, мисс Гонория Уэстфейл, которая живет близ Харроу, и время от времени нам разрешалось немного у нее погостить. Два года назад Джулия провела у тетки Рождество, познакомилась в ее доме с военным моряком, майором на половинном жалованье, и заключила с ним помолвку. Отчим узнал об этом, когда сестра вернулась домой, и возражений не высказал, но за две недели до свадьбы случилось страшное, и я осталась совсем одна.

Шерлок Холмс сидел в кресле, голова его утопала в подушке, глаза были закрыты. При этих словах он, однако, приоткрыл веки и искоса взглянул на посетительницу.

– Пожалуйста, не упустите ни единой подробности, – попросил он.

– Мне это не составит труда, ведь в моей памяти прочно отпечаталось все, что произошло в ту ужасную ночь. Как я уже говорила, дом очень старый, и сейчас заселено только одно крыло. Спальни в нем расположены на первом этаже, гостиные находятся в центре. Из спален первую занимает доктор Ройлотт, вторая принадлежала моей сестре, третья – мне. Между собой они не сообщаются, но все выходят в общий коридор. Я понятно описываю?

– Вполне.

– Окна всех трех комнат смотрят на лужайку. В ту роковую ночь доктор Ройлотт рано удалился к себе, хотя мы знали, что в постель он не лег: сестру беспокоил запах крепких индийских сигар, которые он обыкновенно курит. Поэтому она перешла в мою комнату, и мы принялись обсуждать предстоящее венчание. В одиннадцать Джулия встала, чтобы вернуться к себе, но в дверях обернулась.

«Скажи, Хелен, тебе не случалось слышать среди ночи свист?» – спросила она.

«Нет».

«А не может быть такого, чтобы ты свистела во сне?»

«Конечно нет. Почему ты спрашиваешь?»

«Потому что в последние ночи, часа в три, мне ясно слышится негромкий свист. Я сплю чутко и оттого просыпаюсь. Откуда свист доносится, сказать не могу, – может, из соседней комнаты, может, с лужайки. Я подумала, не слышала ли ты».

«Нет. Должно быть, это окаянные цыгане в роще».

«Похоже на то. Но если бы шумели за окном, ты бы слышала».

«У меня сон глубже твоего».

«Ну, это не важно». Джулия улыбнулась, закрыла дверь, и вскоре я услышала, как она поворачивает ключ в замочной скважине.

– Вот как? Вы всегда запираетесь на ночь?

– Всегда.

– Почему?

– Кажется, я говорила, что у доктора живут гепард и павиан. Если не запираться, как чувствовать себя в безопасности?

– Разумеется. Прошу, продолжайте.

– В ту ночь я не могла уснуть. Меня донимали дурные предчувствия. Мы с сестрой, как я упоминала, были близнецами, а вы понимаете, насколько тонкие нити связывают родные души. Ночь выдалась бурная. За окном завывал ветер, в окно хлестали струи дождя. Внезапно за шумом непогоды послышался отчаянный женский крик. Я узнала голос сестры. Я вскочила с постели, накинула на плечи шаль и выскочила в коридор. Когда я открывала свою дверь, мне почудился тихий свист, как тот, что описывала сестра. Затем – лязг, словно упало что-то металлическое. В коридоре я увидела, что дверь сестры открыта и тихонько покачивается на петлях. Я уставилась на нее в ужасе, не зная, чего ожидать. При свете коридорной лампы в проеме появилась сестра: белое от страха лицо, простертые в мольбе руки, шаткий, как у пьяной, шаг. Я подбежала и обняла ее, но тут у сестры подогнулись колени, и она рухнула на пол. Она корчилась, словно от невыносимой муки, ноги и руки отчаянно тряслись. Сперва мне показалось, что Джулия меня не узнает, но когда я над ней склонилась, она закричала (никогда не