– Я уеду, мистер Холмс. Убегу за границу. Тогда всем станет ясно, что он невиновен.

– Хм! Об этом разговор впереди. А теперь мы выслушаем чистосердечный рассказ о том, что было дальше. Как камень попал в гуся и как сам гусь попал на рынок? Говорите правду, иначе вам не на что надеяться.

Райдер облизнул высохшие губы:

– Сэр, я расскажу вам все как было. Когда Хорнера арестовали, я подумал, что надо бы поскорее избавиться от камня, ведь кто мог знать, не взбредет ли полиции в голову обыскать меня и мою комнату. Во всем отеле не было надежного места, чтобы спрятать карбункул. Сославшись на какое-то поручение, я вышел за порог и отправился в дом моей сестры. Она замужем за человеком по фамилии Оукшотт, живет на Брикстон-роуд и откармливает птицу на продажу. В каждом, кто встречался мне по дороге, я подозревал полицейского или сыщика; погода стояла холодная, но по лицу у меня струился пот. Сестра спросила, что стряслось и почему я такой бледный. Я ответил, что расстроен из-за кражи в отеле. Потом я вышел на задний двор, закурил трубку и стал соображать, что делать.

Был у меня когда-то приятель по фамилии Модсли, который сбился с пути и отсидел срок в Пентонвилле. Как-то при встрече он рассказывал мне о воровском ремесле, о том, как сбывать краденое. Я не сомневался, что могу на него положиться: мне кое-что о нем известно. И я решил отправиться в Килберн, где живет Модсли, и спросить у него совета. Он объяснит, как обратить камень в деньги. Но как я до него доберусь? Я подумал о том, какие муки пережил на пути из отеля к сестре. Меня в любую минуту могли схватить и обыскать, а камень лежал в кармане жилета. Я стоял, прислонясь к стене, поглядывал на бродивших вокруг гусей, и вдруг мне пришла мысль, как обмануть даже самого лучшего на свете сыщика.

Незадолго до этого сестра обещала подарить мне на Рождество гуся, какого я сам выберу, а свои обещания она всегда выполняет. Возьму-ка я гуся сейчас и в нем отнесу камень в Килберн. Во дворе стоял сарайчик, я загнал за него одну птицу – громадную, белую, с полосатым хвостом. Поймал, силком открыл ей клюв и затолкал драгоценный камень в глотку, как можно дальше. Птица сглотнула, и я понял, что камень прошел по горлу в зоб. На шум борьбы и хлопанье крыльев вышла моя сестра и спросила, что стряслось. Я обернулся, чтобы ответить, и тут чертов гусак вырвался на волю и затерялся среди своих собратьев.

«Джем, на что тебе эта птица?» – спрашивает сестра.

«Ты обещала мне гуся на Рождество, вот я и щупал, какой пожирней».

«Да мы уже выбрали для тебя гуся – птица Джема, так его и зовем. Вот тот – большой белый. Всего их двадцать шесть, один для тебя, один для нас, две дюжины на продажу».

«Спасибо, Мэгги, – говорю я, – но если тебе все равно, я бы лучше взял того, которого только что отловил».

«Наш тяжелей на добрых три фунта. Мы его специально для тебя откармливали».

«Не важно. Я хочу другого и заберу его прямо сейчас».

«Как угодно, – говорит сестра немного обиженно. – Так которого ты выбрал?»

«Того белого с полосатым хвостом, в середине стаи».

«Ну хорошо. Придуши его и забирай».

Я так и сделал, мистер Холмс, и нес птицу до самого Килберна. Там я рассказал приятелю о краже, его ведь ничем таким не удивишь. Он чуть не лопнул от хохоту. Потом мы взяли нож и разрезали птицу. И тут я обомлел: камня в гусе не было, случилась ужасная промашка. Бросил я птицу и бегом к сестре на задний двор. А гусей как не бывало.

«Где гуси, Мэгги?» – кричу.

«Отправились к перекупщику, Джем».

«Какому перекупщику?»

«Брекинриджу с Ковент-Гарден».

«А был там еще один с полосатым хвостом? Как тот, которого я выбрал?»

«Да, Джем; их двое с полосатыми хвостами было, я их то и дело путала».

Я понял, что случилось, и со всех ног припустил к этому Брекинринджу, но он сразу сбыл гусей с рук, а куда – ни в какую не хотел сказать. Вы сами его сегодня слышали. Так я ничего от него и не добился. Сестра думает, я сошел с ума. Иногда мне и самому так кажется. А теперь… теперь на мне клеймо вора, но где оно, то богатство, за которое я пожертвовал званием порядочного человека? Смилуйся надо мной, Господи, смилуйся надо мной!

Райдер спрятал лицо в ладонях и судорожно зарыдал.

На долгое время воцарилась тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыхание Райдера и мерное постукивание пальцев Холмса по краю стола. Наконец мой друг встал и распахнул дверь:

– Убирайтесь!

– Что, сэр? Благослови вас Небо!

– Довольно слов. Убирайтесь!

Разговаривать действительно было не о чем. Райдер сорвался с места, затопал по лестнице, внизу хлопнула дверь, с улицы донеслись частые шаги.

– В конце концов, Ватсон, – произнес Холмс, потянувшись за глиняной трубкой, – я не нанимался исправлять недоделки полиции. Если бы Хорнеру что-то грозило, тогда дело другое, но Райдер не явится свидетельствовать против него, и обвинение провалится. Наверное, я потворствую преступлению, но, возможно, спасаю заблудшую душу. Этот человечек больше не решится ни на какой проступок, он напуган до полусмерти. Отправь его сейчас в тюрьму – и он больше из нее не выберется. Кроме того, нынче Рождество – время прощать. Судьба послала нам необычную задачу; довольно с нас и того, что мы ее решили. Не сочтите за труд, доктор, позвонить в колокольчик, и мы возьмемся за другое расследование, главным предметом которого тоже будет птица.

Приключение VIII

Пестрая лента

Когда я просматриваю свои заметки о семи десятках расследований, на примере которых я в последние восемь лет изучал методы работы моего друга Шерлока Холмса, мне попадаются среди них случаи и трагические (их немало), и забавные, и просто странные, нет только обыденных. Мой друг брался за дела не столько ради заработка, сколько из любви к искусству, а потому для него представляли интерес лишь те из них, что содержали в себе нечто необычное и даже фантастическое. Но настоящей