***

В квартире стояла тишина, но Антуана не покидало ощущение, что он не один. Он поёжился, вытер пот со лба и удивлённо взглянул на ладонь, не понимая отчего, та сделалась влажной.

– Ну, где вы? – хрипло выкрикнул Антуан в пустоту.

Ответа не последовало. Он медленно обошёл комнаты – спальня, ещё спальня, кабинет, кухня. Свет уличных фонарей едва проникал сквозь окна. По углам прятались плотные тени, воздух в квартире казался вязким и густым.

– Надо включить свет, – прошептал Антуан, но не притронулся к выключателю. Волнение нарастало. – Алекс, Лексус, я знаю, что вы здесь!

В ответ – лишь тишина и скрип паркета под ногами. В гостиной стояла кромешная тьма, задернутые шторы не пропускали свет. Антуан пошарил рукой по стене в поисках выключателя.

– Да где же этот выключатель? – раздражённо рявкнул он.

– Здесь, – раздался знакомый голос.

Щелчок. Вспыхнул свет. Антуан отскочил назад. В кресле сидел Алекс, невозмутимо листая журнал. Рядом, на диване, в мягком свете лампы Лексус тихонько перебирал струны гитары.

Антуан хотел закричать, но дыхание перехватило. Сердце ухнуло вниз и, кажется, остановилось. Он попятился и уперся в стол. «Это невероятно! Их здесь нет! Нет!» – Антуан жмурился и мотал головой. Но ни Лексус, ни Алекс не исчезали.

Только сейчас до Антуана дошло, что он затеял слишком опасную игру. Погружаться в дебри своего нездорового сознания без поддержки доктора – это прямой путь к сумасшествию. Человеческая психика – материя тонкая, и её ничего не стоит порвать. «Я зашёл слишком далеко, – пронеслось в голове. – Балансирую на краю пропасти. Надо остановиться…»

Но любопытство учёного одерживало верх над здравым смыслом. Оно пересилило страх. Антуан сжался от напряжения и вцепился в край стола, как в спасательный круг.

Алекс и Лексус не обращали внимания на Антуана. Аккуратно причёсанный Алекс, одетый в дорогой домашний кашемировом костюм, неторопливо взял новый журнал. Лексус в растянутой футболке, потертых джинсах и дырявых носках наигрывал невнятную мелодию. Совершенно разные, они ярко контрастировали, глаз не отвести.

Антуан следил за жестами и мимикой своих «гостей», разглядывал детали их одежды с тем жадным, почти гипнотическим интересом, который заставляет человека сосредоточиться на мелочах, чтобы отвлечься от главного. Когда страшно думать о сути, нам проще сконцентрироваться на чём-то внешнем, поверхностном.

Алекс переглянулся с Лексусом и в своей привычной, хорошо знакомой Антуану манере подмигнул. Антуан почувствовал острую неприязнь к раздолбаю-музыканту с отросшими ногтями на одной руке. Но ещё сильнее его поразило понимание, что прежний ужас перед Алексом растворился. Вместо страха пришло подозрительное спокойствие. Присутствие Алекса стало якорем, внушавшим уверенность, что всё не так уж плохо. Антуан фиксировал эти перемены в себе, но не мог объяснить их.

– Можно подумать, на тебя взвалили все тяготы жизни, – произнёс Алекс, скользнув взглядом по Антуану.

Антуан огляделся, словно хотел убедиться, что обращаются именно к нему.

– Ты это мне?

– Других депрессменов здесь нет.

– Даже так? – возмутился Антуан. – Ну да, наверно у меня на это нет причин.

– Было бы желание, а причина найдётся. – Губы Алекса тронула саркастическая улыбка.

– Может, тогда ты посоветуешь, как мне с этим справиться?

– Я тебе всегда говорил: один в поле не воин.

– Прекрати! – Антуан раздражённо махнул рукой. – С вами двоими, можно подумать, я целая армия. Ты посмотри, во что превратилась моя жизнь. Один сплошной кошмар.

Алекс перестал улыбаться.

– Люди неординарные всегда сталкиваются с трудностями. Другое дело дураки и посредственности. У них все проще. Они не знают вкуса побед, но зато и горечь поражений им неведома. Они – никакие. Но у них мало тревог. А ты… Твой гений, какой бы он ни был, – с ним придется страдать.

– Но я не хочу страдать! – отрезал Антуан. – И не хочу быть не таким, как все!

– Забавно… Океан пытается стать лужей.

– Лужей? – Лицо Антуана пылало. Он впился в Алекса злым взглядом. – Да, пытаюсь! Безумно пытаюсь! До одури пытаюсь! Ты даже представить себе не можешь, как это невыносимо – ощущать себя «океаном», с собой, с тобой… И вот с ним. – Лексус, перебиравший струны, поднял голову и на мгновение застыл, но тут же вернулся к своему занятию. – Алекс, это помешательство. Я не принадлежу себе. Как жить дальше?

– Любой творческий человек не принадлежит себе, – Алекс глядел Антуану прямо в глаза. – Он пленник. Его влечёт собственный демон.

– У этого плена есть диагноз, – простонал Антуан.

– Жил же ты с этим диагнозом до сих пор.

– Да, но только потому, что не знал об этом! А теперь меня отправят в психушку!

– Я бы не драматизировал, – Алекс, пожал плечами и вышел на кухню. Антуан и Лексус последовали за ним. Алекс включил кофемашину.

– Я драматизирую? – Антуан схватился за голову и заметался по кухне. – Когда я, черт возьми, драматизировал?! – орал он, стараясь перекричать кофемашину.

– Вот прямо сейчас. – Алекс взял чашку и невозмутимо отхлебнул кофе.

Антуан остановился.

– Ты видел драму хуже этой?

– Ты действительно так считаешь? – Алекс развел руками. – Между тем, что ты говоришь, и тем, что ты чувствуешь, большая разница.

– Я чувствую себя сумасшедшим, – выпалил Антуан.

– Сумасшествие – это просто слово. Ты сам знаешь, оно не имеет смысла с медицинской точки зрения. Для психики норма – это способность адаптироваться к окружающей среде. Если мы не можем этого сделать, то либо прячемся от реальности, либо ставим себя над ней, превращаясь в особенных людей, не подчиняющихся общим законам. Ты не должен томиться в психушке.

– Люди не терпят тех, кто ставит себя над реальностью, – возразил Антуан. – Их запирают. И как потом выбраться?

– У тебя три пути: удрать, пойти на компромисс или напасть.

– Напасть? На кого? На профессора? На общество? На весь мир? О чем ты, Алекс!

Лексус лениво развернул обёртку жвачки и засунул пластину в рот.

– Ещё ты можешь договориться… Или просто смыться, – подсказал он.

Антуан стиснул зубы и зло процедил:

– А ты вообще заткнись, кретин! Твое мнение меня совершенно не интересует! Алекс, мне нужно, чтобы вы оба замолчали! Оставили меня раз и навсегда. Иначе мне крышка.

– А ты уверен, что дело в нас, Анте? – вкрадчиво спросил Алекс. – Ты посмотри на себя. В последнее время ты действительно напоминаешь душевнобольного, живущего в мире, где обычные действия превращаются в бесконечный ужас. – Он задумался и добавил: – То