В конце января снова пожаловал Кенинг, пожелал побеседовать с ним. Герман решил беседовать в одном из залов, а не в кабинете, этих щепетильных «хозяев» задевает любой чих, нельзя же сидеть за столом в кресле директора, а Кенинг на простом стуле. А в креслах как будто на равных, Герман тоже не в униженном положении. За креслом гостя, чтоб он пропал, стали два немца в военной форме и с автоматами.

— Мне интересны некоторые особенности вашей страны, — начал Кенинг.

— Я к вашим услугам, — сказал Герман, конечно, без подобострастия.

— Скажите, господин Тормасов, почему русские так отчаянно и глупо сопротивляются?

— Раз сопротивляются, то не считают это глупым.

— Но почему?

— Потому что знают, что защищают.

— Что же именно? — усмехнулся градоначальник.

— Вы что хотите услышать, правду или что приятно вашим ушам?

— Разумеется, правду.

Кенинг подался корпусом назад, опираясь спиной о кресло, соединил кончики длинных пальцев друг с другом и держал их у лица, а Герман говорил:

— Раньше как было: родился крестьянином и до самой смерти оставался крестьянином, рабочим родился — туда и дорога, не имели возможностей что-то изменить в себе и в своей жизни. Теперь люди, простые люди, те самые крестьяне и рабочие, которых большинство, получили возможность учиться, заниматься наукой, искусством, осваивать новые профессии, новые земли, творить и создавать. Эти простые люди шагнули в разных сферах далеко, им нравятся возможности. Все на этой земле принадлежит им, поэтому защищают и будут защищать до последнего вздоха.

— Вы хотите сказать, что мы не победим?

— Это вы сказали, господин Кенинг.

— Мы уже победили, положение красных безнадежно. Мы под Москвой, Красная армия терпит поражение. Скоро мы войдем в Москву.

«Ага, войдешь и выйдешь вперед ногами, как выходили до тебя», — мелькнула мысль в голове Германа. Может, следовало бы промолчать, но он напомнил, правда, без интонационной окраски:

— Наполеон тоже вошел в Москву. И поляки входили.

Пожалуй, впервые на лице Кенинга появилось нечто наподобие эмоции, он чуть заметно усмехнулся:

— Намекаете, что русские прогнали их, прогонят нас? Уверяю, господин Тормасов, у нас будет другая история, мы здесь навсегда.

Видя, что Герман Тормасов не реагирует на самонадеянные обещания, холоден, Кенинг сменил тему:

— Мне кое-что непонятно… Вы слишком отличаетесь от здешних жителей, вы похожи на скандинава, в вас угадывается голубая кровь и белая кость, я угадал?

— Угадали. Мой род ведет начало от боярина Тормасова, жившего в шестнадцатом веке. Именным высочайшим указом от августа 1816 года генерал от кавалерии Александр Петрович Тормасов возведен, с нисходящим его потомством, в графское Российской империи достоинство.

— Великолепно, — сказал вяло Кенинг. — Примерно так я и думал, глядя на вас. Тогда ответьте, почему вы не на нашей стороне?

Ого! С чего это Кенинг затронул тему противоборствующих сторон?

— Не понимаю вашего вопроса, — сказал Герман.

— Вы руководили эвакуацией.

О, значит, кто-то сдал. Герман ответил как ни в чем не бывало:

— Кто-то же должен был взять на себя ответственность, наш род всегда помогал своему народу. А вы, как вы поступили бы?

— Речь не обо мне, а о вас. Впрочем, вы можете загладить свою нелояльность к нам… Где золото помещика этого дома?

— М… — протянул Герман. — Золото Беликова искали многие, я тоже искал, к тому же не один. Но мы не нашли.

— А у меня точные сведения, что вы нашли. У вас была шифровка, по ней вы нашли золото. И отчитывались перед своим начальством, которое не здесь, думаю, оно заседает в Москве.

— Если вы не верите, можете искать, хоть весь замок переверните, но не найдете, потому что нет его здесь.

— И даже отправили часть золота на ту сторону, к красным, — продолжил Кенинг уличать Германа, тот молчал. — Уверен, вы связаны с подпольем.

— Это ваши фантазии, господин Кенинг.

— Итак, вы не желаете продемонстрировать свою лояльность к нам и сдать золото на хранение в Германии…

Он рассоединил пальцы и расслабленную руку с выпрямленным указательным пальцем слегка отвел назад, оба солдата за его спиной выпрямились, щелкнув каблуками. Кенинг немного опустил руку, указывая на Германа, и произнес одно слово по-немецки:

— Уведите.

Наши дни. Разборки

Первым примчался Аристарх, сунул голову в кабинет Светлова, который сидел за столом и писал (просто напасть, как ни зайдешь, он все пишет и пишет от руки), сообщил ему:

— Здасьте, я весь ваш.

Светлов поднял на него глаза, промямлил:

— Заходи.

Аристарх вошел в кабинет, оглядел его и недоуменно произнес:

— А где все?

— Садись. И не суетись.

— Мой репортаж пригодился? — идя к стулу, спросил Аристарх.

— Сначала нет, потом да.

Молодой человек плюхнулся на стул, от следака не отстал:

— Я понимаю, что краткость сестра таланта, но не до такой же степени!

— Чо те надо?

— Похвалы. Я молодец, всех обскакал, Суворина старшего достал, а вы своим зорким глазом заметили что-то такое, чего даже я не заметил.

Светлов вздохнул, глядя на этот фонтан энергии, кивнул:

— Ты молодец. Вот сейчас я и намерен наблюдать, что будет изменяться в фигурантах, когда они входят в мой кабинет.

Чтобы не терять зря время, Аристарх достал наушники и уткнулся в телефон. Однако не прошло и минуты вошли Лена с Михаилом, неразлучными друзьями стали, отметил про себя Аристарх. Пришла сестра, села рядом с ним. Роберт Вадимович Тормасов вошел, громко поздоровался, Ася ему показала, что место рядом с ней свободно. Появился Виктор Олегович и Кристина, отец поздоровался, дочь проигнорировала такую простую процедуру при общении, как сказать «здравствуйте».

— А ваш сын? — спросил Светлов.

— Он на реабилитации далеко отсюда, — сказал Виктор Олегович, метнув недобрый взгляд в сторону невестки и ее брата.

Немного подождали и дождались Зуйкова. Однако следом неожиданно вошел Егор, реакция у большинства была бурной, его приветствовали радостно, правда с мест не вскочили. Место ему предоставили рядом с Михаилом. Светлов повеселел, прошелся глазами, одного фигуранта не досчитался:

— Нет одного персонажа по кличке Дантес…

— Пушкина ищет, чтобы наповал свалить, — сострил Михаил, Лена прыснула, Ася рассмеялась, оценил остроту и Роберт Вадимович улыбкой.

Настало время ввести фигуранта, главного из ключевых фигур в данной компании. Светлов позвонил по телефону и одно слово произнес.

— Введите.

Во время паузы Виктор Олегович строго спросил:

— Егор, зачем приехал в такую даль? Ты не прошел курс лечения.

— Я должен здесь быть, — ответил сын.

Несколько минут спустя