всем этом, да еще и употребляя такие слова, как «полагаю», «убийстве такого рода», «потерять всех моих клиентов». Дима и забыл, что сам вынудил Алексея Петровича на этот монолог, и не мог не удивляться тому, что насмешница Лялька водила дружбу с таким противным и занудным типом.
Вдруг в лице у Алексея Петровича что-то дрогнуло, и он добавил тихим изменившимся голосом:
— Я в любом случае решил предпринять собственное расследование, даже если Максим не попросит меня об этом.
Дима вздохнул и добавил сокрушенно:
— Неужели все это растянется надолго?
— Растянется, если на рукоятке не осталось отпечатков. И даже если не осталось, экспертиза может многое прояснить и существенно сузить круг подозреваемых. Жаль только, что такое ответственное дело может быть сделано непрофессионально. Слишком в глухом месте мы оказались.
— Слышите?
Вдалеке едва-едва был различим шум моторки.
— Сомневаюсь, что это милицейский катер. Вряд ли они могли отреагировать так быстро.
Сомнения Алексея Петровича вскоре разрешились, когда катер причалил и стало ясно, что не кто иной, как Николай, привез молоденького следователя из районного центра.
Алексей Петрович, раздосадованный разговором со следователем Николаевым, вышел на крыльцо и закурил. Что это — простое стечение обстоятельств или лесник преднамеренно направил расследование по ложному следу? Хотя почему по ложному? Версия следствия звучит достаточно убедительно. В поселке недалеко от острова год назад поселился уголовник, отсидевший свой срок за убийство и выпущенный на свободу досрочно за примерное поведение. Бывшего уголовника звали Степан, и в ночь, когда неизвестный заколол Лялю шампуром, его не было дома. Так утверждала его старая тетка, у которой он в настоящее время проживал. Вечером он уехал на рыбалку и вернулся под утро мертвецки пьяный. В том, что ночью он изрядно выпил, Николаев убедился лично, потому что и к полудню Степан не пришел в себя. Николаев наведался к нему, как только место преступления было обследовано и тело отправлено в райцентр. Несмотря на то что добиться от Степана не удалось ничего, кроме бессвязных ругательств, отсутствие его ночью явилось достаточным основанием для получения ордера на арест. Справедливости ради следовало сказать, что не только это сделало его основным и единственным подозреваемым по делу об убийстве, а и то, что в кузнице, которую Степан оборудовал в хлеву у тетки, были обнаружены пять шампуров точно таких же, как и тот, которым была убита Ляля. Хотя пока не удалось установить, каким именно шампуром была она убита. Не исключено, что тем, который Степан делал для Максима, а делал он ему двенадцать штук, причем один из них, как утверждал Максим, примерно месяц назад куда-то исчез. После того как на острове собрали и пересчитали все шампуры, выяснилось, что их одиннадцать. То есть Ляля была убита двенадцатым. И оставалось не ясно, был ли он тем самым двенадцатым, потерявшимся на острове, или это шампур из кузницы Степана, который он прихватил с собой на рыбалку, а потом, причалив к острову с западной стороны, вскарабкался с ним по скалистому склону, наткнулся на Лялю, убил ее по непонятной пока причине, после чего незаметно вернулся тем же путем в свою лодку и тихо отчалил.
Не то чтобы Алексей Петрович сомневался, что эту версию нужно отработать, вовсе нет, но было как-то неприятно наблюдать, что не только следователь, взявшийся ретиво «раскручивать» бывшего уголовника, но и все вокруг поверили в виновность Степана, который, убив однажды, вполне мог и без мотива, из одного бандитского озорства заколоть шампуром беззащитную слабую женщину.
Алексей Петрович машинально спустился с крыльца и, обогнув дом, вышел к кострищу. Тяжело усевшись на тот же самый пенек, на котором он сидел вчера, Алексей Петрович тоскливо уставился на обуглившиеся сизые головешки. Неужели это было вчера? Ляля, зевнув, направилась к камням за своим мольбертом, и он предложил помочь ей. Он, зажмурив глаза, пытался воссоздать в памяти всю картинку. Что-то случилось в тот момент, когда она ответила ему… Он даже оглянулся. Почему же он не заметил ничего странного за своей спиной? Какая непростительная рассеянность! Но что поделать, его внимание всецело поглощала Ляля. Алексей Петрович живо представил ее, с загорелыми стройными ногами, в тех же, что и с утра, шортиках, а вместо крошечной майки — широкая клетчатая рубашка, принадлежащая, наверное, Максиму. Он стеснялся смотреть на тугой узел, которым были связаны концы рубашки. Стеснялся потому, что его сводил с ума кусочек плоского бархатистого живота, который выглядывал при малейшем Лялином движении. Она как-то особенно нежно и грустно посмотрела на него, когда сказала: «Нет-нет, я привыкла сама его таскать», — и в этот момент что-то произошло, отчего лицо у Ляли вдруг стало упрямое и сердитое. Она резко отвернулась и споткнулась о шампуры для шашлыка, воткнутые в землю. Это выражение на Лялином лице не предназначалось ему. Но тогда кому же? Тому, кто в тот момент был за его спиной. Он стал вспоминать, кого же он заметил. Чушь какая-то, все были чем-то заняты, и никто не смотрел на Лялю.
Вдруг за елками мелькнуло что-то белое, и на поляну вышла Диана. Когда она увидела его, то первым ее движением было уйти, но она переборола себя и, несмотря на солнце, зябко кутаясь в длинную трикотажную кофту, села в шезлонг.
Они некоторое время помолчали, и Алексей Петрович спросил:
— Диана, вы давно знали Лялю и были ее близким другом. Никогда она не говорила вам, что боится кого-то? Может быть, ей кто-то угрожал, а она не придавала этому значения?
Диана как-то абстрактно посмотрела на него и сказала охрипшим после ночных слез голосом:
— Произошла ужасная ошибка. На месте Ляли должна была быть я…
Алексей Петрович с вниманием ждал продолжения, но его не последовало.
— Вы не могли бы объяснить свои слова?
Диана вздохнула и добавила:
— Когда я сегодня утром проснулась, то поняла, что больше не смогу играть. — Она с недоумением разглядывала свои натруженные с хорошей растяжкой пальцев руки и, казалось, совсем забыла про Алексея Петровича.
Он нахмурился и потянулся за сигаретами.
Диана пробормотала:
— Прекрасный концертный рояль, я потратила на него все свои деньги…
Алексей Петрович, заметив Сергея, свернувшего на тропинку, тихо поднялся и, ни слова не говоря, невежливо удалился, а вслед ему прозвучал риторический вопрос:
— Не понимаю, что же мне теперь делать?
Сергея он догнал только у каменистой площадки, тот усмехнулся, взглянув на Алексея Петровича, и спросил, кивнув на Лялин складной стульчик:
— Что, тянет?
Алексей Петрович ничего не ответил.
— И меня тянет.
Сергей пошатнулся, сделав неверное движение, и