— Господи боже, — вздохнул я. — Ну, чему ты радуешься, чему?

Звезды в эту ночь светили ярче, чем прежде. Я вышел перед сном во двор и едва не ослеп — созвездия, казалось, опустились ниже обычного и изменили свои очертания. Большая Медведица вытянулась в длину и сияла, как неоновая вывеска на казино. Звезды стали разноцветными — лиловатыми, розовыми, голубыми. Атмосферное явление? Моя дура, тоже заметив это, стояла на крыльце и радовалась, как дитя, хлопая в ладоши и глядя на небо. Со зрением, во всяком случае, у нее все в порядке.

На другой день я намеревался уехать, но не сделал этого. Спросите, почему? На рассвете, когда я еще валялся в постели, нас опять посетил придурковатый почтальон. Его встретила моя служанка, переговорила с ним за калиткой и с радостным лицом вернулась в дом. Когда я наконец встал, меня ждал сюрприз. Ей в конто веки удалось приготовить завтрак. Кусок зачерствевшего хлеба, который я купил в лавке, и ломоть свежайшей жареной свинины. Я ел и таял от счастья.

— Молодец, — похвалил я ее. — Очень вкусно.

Она замычала от радости.

— А где ты взяла мясо? — спросил я, разделываясь со вторым куском.

— Эу-ее, — указала она в сторону своей деревни.

— Из дома прислали? — догадался я. — Почтальон привез?

Она застенчиво улыбнулась. Я уже настолько привык к лицу этого безобидного монстра, что научился различать на нем эмоции. Моя дура была очень смущена и весьма польщена похвалой.

— Старайся, — сказал я, — и тогда у тебя все получится.

Долгий радостный вздох. А потом она снова припала к моим ногам. Поверите ли? Я уже и к этому привык.

Нет, я не уехал ни в этот день, ни назавтра. Александра, возможно, говорила правду — я болен. Болен страхом перед большим городом, где меня заставят доказывать, кто я. Дурочка снова приготовила чудесный обед — жаркое с подливкой. Просто невозможно было поверить, что ее корявые руки способны на такое. После обеда я съездил в поселок, прикупил кое-какие продукты, поговорил с продавцом.

— Ну что, уедешь теперь? — спросил он, глядя поверх моей головы. — Я видел твою барышню, она тут сигареты купила, когда к тебе ехала. Красотка.

— Нет, остаюсь.

— Как я и думал, — заявил он, упаковывая продукты в пакет. — В гостях хорошо, а дома лучше.

И ухмыльнулся. Выйдя из магазина, я увидел молодую женщину в бесформенной одежде, которая истово крестилась перед церковью, собираясь туда войти. Рядом стояла коляска с маленьким ребенком. Она перекрестила пухлое личико малыша, тот начал отмахиваться и заплакал. Я миновал их с чувством раздражения. В таком возрасте детей не следует приобщать к религии. Что они понимают? Это просто насилие. Когда они станут старше, то сами сделают выбор.

Отличный ужин, и снова удивительные звезды.

В моем доме телефона нет. На другой день звонил в город Александре с поселковой почты. Трубку никто не снимает, отвечает автоответчик. Я продиктовал, что собираюсь с мыслями и в самое ближайшее время приеду.

Работа над диссертацией продвигается, но не так гладко, как прежде. Больше всего мне хочется копаться в огороде. Возможно, Александра права — я одичал. Общаюсь только с моей дурочкой и уже привык к ее лицу. Она смотрит на меня, как на бога, и талдычит что-то на своем индюшачьем языке.

Ночью проснулся от кошмарного сна. Снилась Александра. Она подошла к постели и протянула руку к моим губам. В ее жесте не было угрозы — скорее, упрек и мольба. Она была обнажена, а на ее лице и теле зияли темные провалы, будто отовсюду были вырезаны куски плоти. Я вскрикнул и открыл глаза. Рядом была моя дура — она стояла на коленях и смотрела на меня с умилением. Я ее прогнал.

Новый день, новый сюрприз. Уродливый почтальон снова привез газету. Дома я открыл ее… Сперва ничего не понял, а потом расхохотался. Университетские друзья — разумеется, с подачи Александры, подшутили надо мной. Газета явно была отпечатана на принтере и являла собой набор невероятных иероглифов. Помню, я сам как-то послал своему профессору первого апреля газету на древнегреческом, но на этот раз шутка зашла слишком далеко. Чтобы прочитать текст, мне предстояло сломать шифр этого языка. Это был явный намек на то, что у меня слишком много свободного времени.

Были в газете и фотографии. Какой-то полуразвалившийся поселок — дощатые стены, ленивые собаки, пыльные улицы. А также несколько уродливых лиц крупным планом. Интересно, когда это Александра успела заснять мою служанку? А в том, чтобы размножить и слегка изменить ее лицо, чтобы та сошла за нескольких людей сразу, явно поучаствовали университетские компьютерщики. Шутники…

Забавно.

Перевернул последнюю страницу газетки и увидел то, от чего сперва засмеялся, а потом нахмурился. Я был заснят в огороде, в рабочих штанах и соломенной шляпе. Текст под снимком гласил… Не знаю, что. Все было написано иероглифами.

«Если это месть, Александра, то очень неуклюжая месть, — подумал я. — Но мы с тобой еще потолкуем. Неужели ты считаешь, что, поселившись в глуши, я утратил все свои навыки?»

Я принял вызов и позабыл обо всем остальном. Конечно, я не Франсуа Шампольон, расшифровавший некогда надпись на Розеттском камне… Да и, честно говоря, шансов у меня было меньше, чем у него, ведь там, кроме египетских иероглифов и демотического письма, красовалась еще и греческая надпись, которую мог прочесть любой и таким образом сопоставить известные знаки с неизвестными… В газете никаких подсказок не было. Но я все же двинулся путем Шампольона и, прежде всего, стал искать группы знаков, которые были бы как-то выделены. Я надеялся обнаружить нечто вроде египетских картушей — овалов, куда заключались имена фараонов и богов. Это сразу бы дало ключ ко всему остальному… Узнав несколько букв, узнаешь их все. Я искал картуши в статье, помещенной под моей фотографией, — ведь там должно было упоминаться мое имя. Так я сразу бы определил, какую основу имеет этот способ письменности.

Никаких картушей не было. Это я принял за очередную издевку. Ведь, если мои приятели решили надо мной подшутить, они должны были использовать мой конек — древнеегипетский. Это было бы вполне естественно! А они сыграли нечисто… Я пересмотрел газету — ни одного картуша… Никаких подсказок. Сам Шам-польон развел бы руками…

Так. Пойдем другим путем. Я углубился в текст, на этот раз пытаясь выделить группы знаков. Самым главным для меня