Агатин внимательно посмотрел на прославленного полярника. На какое-то мгновение Генриху удалось перехватить ускользающий взгляд Филиппова и углядеть в нем скрытую тревогу. И, видно почувствовав, что его переживания могут вызвать ненужные подозрения, Николай Иванович пошел в наступление:

– Генрих Романович, давайте уже что-то решать… Я два часа назад должен был вылететь на Полюс. Даже если сейчас дать команду вертолетчиками на взлет, мы сможем подняться в воздух не раньше, чем через час. Поймите же, милейший, еще одного самостоятельного ночного перехода собаки Буткуса просто не выдержат. Я обязан доставить в Мобильный лагерь еще две упряжки, питание и необходимое для исследований оборудование. Мужики, умоляю: дайте мне хоть что-то успеть сделать пока нас всех не эвакуировали…, – неожиданно сменив тональность, Филиппов вопрошающе посмотрел на Агатина.

– Николай Иванович, не хочу вас расстраивать, но, скорее всего, вам придется остаться на Ледовой базе еще на какое-то время, – осадил ученого Гарри. – И давайте вернемся на камбуз, к нашим «узникам».

Подумав немного, сыщик добавил:

– Также, Николай Иванович, прошу вас подготовить объяснительную записку и подробно описать причину, по которой вы дали «отбой» норвежской экстренной службе…

Дело трактористов

К «узникам» камбуза Агатин, Федорчук, Филипов и Канев вернулись позже штатного времени обеда. Но до их возвращения к еде так никто и не притронулся. Галина Васильевна дважды предлагала заново разогреть суп и пшенку, однако все ее уговоры остались без внимания.

Распорядок дня Федорчук скорректировал сходу:

– Васильевна, а ну-ка подавай на стол! Перекипяти «первое», сосисок к кашке отвари и давай корми нашу банду.

Прием пищи прошел в тишине. Только Шторм, верный себе, попытался было развить шутку про «нашу банду», но встретив строгий взгляд начальника базы, сразу умолк.

По дороге на камбуз Агатин убедил Федорчука и Филиппова в необходимости еще одного коллективного разговора с участниками экспедиции. Для того, чтобы расследование развивалось в правильном направлении, крайне важно было установить точную и, как можно максимально подробную, хронологию произошедших событий.

Как представлял себе Агатин, сделать это было возможно только совместно: так и фактов получится собрать больше, да и лукавить в присутствии потенциальных свидетелей труднее.

Как только перешли к «третьему» Федорчук сделал объявление:

– Товарищи, после обеда никто далеко не расходится. Даю 15 минут на перекур и туалет, а потом все снова возвращаются на камбуз.

– Что еще наш «Малюта» придумал? – занервничал Корней Ходкевич. – С самого утра только и делаем, что на камбузе собираемся. Работы непочатый край! Имейте совесть, гражданин начальник!

– Вот выложишь все свои тайны оперуполномоченному, тогда отпущу тебя в твою коморку. Очередную бутылочку настойки уже высосал? – прозорливо уличил в известном грешке радиста Федорчук.

Третья с начала дня встреча членов экспедиции началась на камбузе ближе к пяти часам дня. Солировал, как и прежде, Агатин. Он коротко рассказал о результатах осмотра палаток, извинился за изъятые записные книжки – возможно в них скрыты какие-то косвенные улики – и огорошил полярников своим первым выводом:

– В истории с ограблением Петерсона кроме Германа, скорее всего, есть кто-то еще, – ответом на новую обвинительную реплику стала волна общего негодования. Даже Филиппов и Федорчук с недоумением посмотрели на Агатина.

– … Попрошу тишины. По заключению нашего доктора, смерть наступила между одиннадцатью часами вечера и часом, максимум двумя часами ночи. Об этом же свидетельствует и факс от Экстренной службы. А, как утверждает Александр Кузьмич, в полночь трактористы уже были совершенно пьяны. До этого, с 20.00 и почти до полуночи, они вместе с фельдшером Деевым и штурманом Штормом праздновали на камбузе, а потом уже в своей палатке. По крайней мере, в 00.30 там всю эту кампашку видел Александр Кузьмич.

– Ну, и что? – вдруг возмутился Ходкевич. – Пили – до часу, а вышел Гера пописать в два! «Зов природы» – он кого хочешь среди ночи на ноги поставит… – по камбузу прокатился смех. – … А «кем-то еще», кто ключ спер, мог быть его греческий напарничек, – обвинение радиста очередное оживление. – Нет, а что вы так возмущаетесь? Мне эти тайны датского двора и на хрен не нужны. А эта греко-русская парочка может и не трактористы вовсе, а иностранные шпионы…

– Корней, ну хоть ты с ума не сходи, а? Я смотрю ты ради опохмела родную мать продашь, – осадил радиста Игорь Шторм. – Вместе ж с ними пили. Ты же помнишь, мы их еле–еле до палатки дотащили. А когда мы с доктором в палатке еще одну «Белугу» «раздавили», так они реально были как «трупы», их самих до трусов можно было раздевать…

В роли второго адвоката трактористов выступил врач, который брезгливо зыркнув в сторону радиста, обратился ко всем:

– Нас Александр Кузьмич около часа ночи из палатки трактористов вытурил. Я как раз вспомнил: «Елки–палки! Меня ж Иосиф Шалвович ждет!!!». Он за ужином жаловался на боль в ухе, и я пообещал перед сном его осмотреть. Но вы же помните, как все завертелось на ужине? «За – Арктику!», «За – покорение Полюса!», «За – первую мобильную экспедицию!» …

– В палатке трактористов, помню, пили за героический тандем Ми-8 и ДТ-75, – продолжил под общий смешок Шторм.

– Сиди уже, ге-рой… Товарищи, я ответственно заявляю, что с часа до половины второго ночи Деев был у меня в па-латке, – командир экипажа Ми–8 Шалва Чавадзе был в это утро предельно сосредоточен, даже чуть заикаться начал. – Я, когда увидел, что «док» пошел вра-знос, понял, что «скорой помощи» вечером не дождусь. Думал, сумею са-ам уснуть. Выпил для гарантии три рю-мки коньяку, и пошел в палатку. Но потом стало еще хуже – ди-икая боль!!! Без пятнадцати час не выдержал, поднялся, и пошел искать этого «э-скулапа». Только вышел – гляжу, а эту пьяную парочку гонит к палаткам Александр Кузьмич.

– Когда я в палатку зашел, Гера лыка не вязал. Грек вообще храпел между раскладушками… В таком коматозном состоянии они бы не то что до трактора, за угол палатки помочиться не смогли бы выйти, – решительно подтвердил алиби механиков Федорчук.

– У меня есть и другие доказательства невиновности Фасулаки и Канева, – вернул себе слово уполномоченный «опер». – Но пока я их озвучивать не буду… А зафиксировать я предлагаю следующие позиции. Первая – факт того, что Герман похитил личные вещи Петерсона, не означает, что он или его напарник Алексис Фисулаки причастны к трагической гибели датчанина. Исходя из этого, рождается вопрос: все-таки Петерсон погиб по своей вине или есть тот или те, кто «помог» ему не доехать до Ледового лагеря… Второй момент