Что это? Может быть, информация о сотрудниках?

С пожелтевших страниц на нее смотрели чужие лица, рядом с которыми была напечатана краткая выжимка с основными сведениями о людях, которые работали на Синклеров. Однако вместо свежих данных перед ней предстали документы двадцатилетней давности.

Но почему я наткнулась на это именно сейчас?

Скарлетт не верилось в собственное везение. Кто-то очень хотел, чтобы она вернулась в кабинет и нашла то, что держала сейчас в руках.

Девушка оглянулась, вслушиваясь в окружающие звуки, а затем начала рассматривать фотографии. Незнакомые выцветшие лица и мелко написанные имена разбавила лишь мадам Ришар, которая хоть и выглядела моложе, но все равно узнавалась в отдельных чертах.

Скарлетт вдруг увидела на фотографии смотрителя маяка. Маркуса Скау едва можно было узнать без огрубевших черт и пышных усов. Она подозрительно прищурилась, рассматривая мужчину.

Но во что это он одет? И что у них всех с униформой отеля?

Вместо привычной формы в сине-красных оттенках с эмблемой головы оленя на всех сотрудниках было что-то похожее на медицинские халаты. Выскользнув из ослабевших рук девушки, толстая папка с грохотом рухнула на пол.

Рядом с ней изящно приземлилась анкета.

«Ллойд Нортвуд. Сотрудник N‑1421/01»

Скарлетт наконец смогла сфокусировать зрение на упавших листах и увидеть крошечную приписку с внутренней стороны папки.

«Проект ЗВЕРЬ»

– Я… Папа…

С фотографии на нее смотрел отец. Только его звали не Ллойд Нортвуд. Сколько Скарлетт себя знала, он был Бергом, обычным Бергом Каценом, ничем не примечательным мужчиной, который жил в Шеффилде вместе с мамой. Он работал на дому, готовил карри морозными вечерами и смотрел вместе с ней комедийные шоу по пятницам. Ее папа не имел ничего общего с тем, что Скарлетт пыталась разглядеть на бумаге.

– Папа… Папочка… Что все это значит? Кто такой Ллойд Нортвуд?

– Ллойд был одним из моих лучших сотрудников, если не самым лучшим.

Это был голос Винсента.

Дверь позади со скрипом захлопнулась, заставляя сердце девушки метаться в страхе в грудной клетке.

– До тех пор, пока он не сменил моральные ориентиры, – добавил Синклер-старший.

Скарлетт сделала шаг назад и уперлась в стол. Ее начало мелко трясти.

– Хватит врать! Я не хочу это слышать!

Винсент покачал головой и усмехнулся, точно пытался уговорить маленького ребенка съесть что-то невкусное.

– Вы можете не верить мне, но это так. Ваш отец взял фамилию жены, не так ли? Кацен.

– Он… он просто…

Это была чистая правда.

– А вы считали, это из большой любви? Думаю, он пытался поскорее избавиться от своей ненастоящей фамилии, которую приобрел, как только оказался далеко от Гевира. Ллойд боялся, что его все равно найдут по фальшивым документам.

Винсент постепенно приближался к столу. Бумаги так и продолжали валяться на полу, и девушке начало казаться, что папа, а точнее человек, которого она никогда не знала, наблюдал за ними исподлобья.

– Это ваш отец подговорил подопытных устроить поджог, а сам улизнул с острова. Удобно, правда? Подставить кучу людей, убить сотрудников, но зато уйти незамеченным?

Скарлетт судорожно сглотнула.

Пожар… Это о нем говорил Коул!

– Я вам не верю!

Винсент хитро сощурился и цокнул языком:

– Ложь.

– Хватит, хватит! Я вас ненавижу!

– А это уже правда.

Зачем он все это говорит? Тянет время?!

– Забавно наблюдать за тем, как работает карма. Теперь его собственный ребенок вернулся туда, куда положено. Жаль только, что этот предатель не видит, как страдает его чадо.

Сердце гулко стучало в груди Скарлетт. Она знала, что надо бежать. Выпрыгнуть из окна, напасть на Винсента, скрыться в коридоре – все что угодно.

«Я могу убить его… прямо сейчас!» – загорелась девушка.

Но ее тело с каждой секундой, что говорил Винсент Синклер, слабело. Только стол помогал Скарлетт не рухнуть на пол вслед за документами в это же мгновенье.

– Вы же хотели, чтобы я нашла их? Эти бумаги?

– Да. Это мой подарок к вашему долгожданному возвращению.

Девушка почувствовала, как ее дыхание замедляется. Тело по клеточке словно отмирало, оставляя активным лишь мозг. Сознание беспомощно металось в клетке обездвиженности.

Тем временем Винсент продолжал медленно приближаться крадущимся шагом. Скарлетт заставила свободно болтающуюся руку сделать микроскопическое движение. Она чуть ли не с криком пустила импульс в ладонь, и та раскрылась, хватая со стола ручку. Девушка направила ее в сторону хозяина отеля так, словно на самом деле держала в руке острый нож:

– Не подходи!

Винсент поднял руки над головой, как будто пресловутая ручка могла представлять реальную опасность для его жизни, и широко улыбнулся:

– Тише-тише.

– Почему… вы улыбаетесь?

– Улыбка очень важна. Улыбчивые люди воспринимаются окружающими более симпатичными и приятными в общении.

Скарлетт уже знала, каким образом на нее сейчас влиял Синклер-старший.

«Нет, замолчи!» – взмолилась про себя девушка.

Он сделал еще один шаг. Чуть вибрирующий, низкий голос Винсента странным образом успокаивал, и Скарлетт не заметила, как выронила оружие из рук.

– При взгляде на улыбчивое лицо у человека пробуждается орбитофронтальная кора головного мозга. Его активность возрастает.

Винсент стоял практически вплотную. Девушку парализовало. Она не могла оторвать взгляд от смеющихся глаз напротив. Это была настоящая пытка.

– Увидеть доброжелательную мимику воочию – это в некотором смысле «приз». Мозг воспринимает улыбку как поощрение. Я люблю улыбаться своим пациентам. И вам.

Скарлетт огромным усилием воли заставила себя сморгнуть несколько раз и открыть рот.

– Пустите… меня…

Язык прирос к небу, и ей было тяжело выдавливать из себя членораздельные звуки.

– Куда? – Винсент вновь улыбнулся своей пустой, безумной улыбкой.

– Д-домой.

– Здесь ваш новый дом. Добро пожаловать в ад. И по реке Стикс вам плыть еще долго, – мужчина выдержал небольшую паузу, прежде чем продолжить: – Кажется, время пришло. Вашего отца успокаивало громкое тиканье часов. Полагаю, на вас оно тоже действует особым образом? А теперь пришла пора спать, малышка Скарлетт.

Девушка закрыла глаза и больше не смогла их открыть.

* * *

Скарлетт ненавидела запах лекарств. Они напоминали ей об отце, о его невменяемости. Лекарства всегда означали что-то плохое: болезнь, страдание, боль. Девушка заставила себя поднять тяжелые веки, чуть дрожащие от напряжения. Было настолько сложно, что она сразу устала, как только сделала это.

Место, в котором оказалась Скарлетт, было ей совершенно незнакомо. В отличие от отеля, оно казалось слишком стерильным, неправильным и